за столом в своей гостиной, пока зойлендские фанатики орали псалмы в церкви. Без должного ухода нечестивая трава засыхает и гибнет. Потом вопли прекратились. Беда миновала, подумал преподобный. Но секунду спустя в уши ударил звон разбитого стекла. И он еще долго сидел перед длинной коричневой бутылкой, одинокий, как пальма. Сидел и ждал…
Он оказался прав. Ко времени, когда из Каррборо прибыл констебль с помощниками, брат Зоил с приспешниками в черных плащах уже ушел. Двинулся к деревушкам на склонах Хребта. Или к болотам на Равнинах. Или к темным сырым церквям Зойленда. Последнее выступление брата Зоила состоялось в Каррборо, когда он выбежал из толпы после мессы, в праведном гневе потрясая над головой Библией, ударом которой и сломал нос епископу. В наказание его светлость повелел отрубить беззаконнику руку.
– Так нечестивые чахнут и хиреют, – сказал отец Хоул своей пастве, когда утекали последние песчинки в песочных часах, рассчитанных на час. – Они обращаются в мякину, и Господь сдувает их с лица земли. Такова участь всех нечестивых.
В заключение он прочитал молитву за короля, потом за сэра Уильяма, хозяина поместья Долина Бакленд. Прихожане начали подниматься со скамей. Мысли преподобного обратились к бутылке, стоящей в буфете у него в гостиной. «Подожду до заката, – решил он. – Все же воскресенье как-никак». Покашливая, пошмыгивая, приглушенно переговариваясь, шаркая, народ потянулся к выходу.
Стоя у дверей, отец Хоул благословлял своих подопечных и на каждом задерживал внимание. Синяк под глазом Джинни Лэмб побудил преподобного предостерегающе взглянуть на Джона Лэмба. Раздутый живот Мэдди Оддбоун заставил осуждающе нахмуриться и покачать головой. Том Хоб получил замечание за деревянную пивную кружку, болтавшуюся на веревке, обвязанной вокруг пояса. Учуяв кислый запах сидра от Илайджи Хакстейбла, отец Хоул придержал мужчину за руку:
– Новому колодцу уже почти два года, Илайджа. Ты когда-нибудь пробовал пить оттуда?
– Колодезная вода для детей и лошадей, святой отец, – пробурчал Илайджа.
Священник обменялся взглядом с его старшим братом Лео, но тот лишь пожал плечами.
Он их пастырь, подумал отец Хоул. Они его овцы. Подобно неразумным овцам, они большей частью блуждают где хотят. Наконец в церкви остались одни только дети. По приглашению отца Хоула они уселись, поджав ноги, на пол перед алтарем. Священник взял кусок мела:
– Кто нарисует мне пальму?
Дети недоуменно уставились на него: Тобит Друри и Сет Дейр, Дандо Кэндлинг, у которого волосы белее, чем у глубокого старика, Кэсси и Абель Старлинг, юные Чаффинги, Пегги Роули, которая никогда не расстается с куклой, сестры Фентон и все остальные. Священник улыбнулся. Он любил задавать им неожиданные вопросы, даже немного ошарашивать. Бог может взять и исчезнуть, однажды сказал он. Исчезнуть, как лед в луже. Как стекло в окне.
– Ну же, – просительно промолвил он, – кто нарисует?
Отец Хоул помахал