покачала головой:
– Никакой Баклы не было.
– Но ведь ведьма…
– Никакой ведьмы не было.
– Но люди говорят…
– Люди много всякого болтают. Когда-то я знала человека, который бойко болтал на всех языках мира, но никогда не говорил правды ни на одном из них. Не отставай.
Они поднимались по склону до тех пор, пока фруктовый сад Джоан Чаффинг внизу не стал размером с листок клевера. Огороженный общинный выгон за позорным столбом с колодками казался крошечным, – дай бог, муравьишка поместится. Малюсенькие домики и хижины стояли по краям треугольного луга, посредине которого находился старый колодец, сверху похожий на наперсток. Вокруг него на зелени травы темнели мелкие проплешины голой земли – Слезы Святого Клодока. У нового колодца, рядом с домом старого Хоули, толпились люди с ведрами и кадушками. За рядом буковых деревьев чуть дальше виднелся дом Марпота и амбар Хакстейблов. Матушка раскрыла книгу.
– Смотри. Это наперстянка. – Она обвела пальцем длинную гроздь трубчатых цветков, потом указала на колосовидное соцветие пурпурных колокольчиков. – Наперстянка полезна для сердца. А это подмаренник, он заживляет раны. Вот пижма, можжевельник и рута. Вот луговой шафран, он помогает от подагры. Цветы черноголовки лечат ожоги. Вербейник успокаивает скотину. Говорят, нужно оплести стеблями рога. Ты веришь в это, Джонни?
Он улыбнулся и помотал головой.
– Ну и правильно. Теперь смотри, вот буквы…
Они сидели высоко над долиной, склонив головы над книгой. Матушка водила пальцем по диковинным закорючкам, ласковым голосом произносила звуки, слоги, слова и заставляла Джона повторять.
– Видишь? Ничего сложного.
Подобные походы продолжались изо дня в день, и материнский травник стал для Джона азбукой, по которой он учил буквы, сопоставляя названия растений с картинками. Густо заросшие террасы склона стали для него классной комнатой. Там корни и стебли раскрывали свои разноцветные тайны и черные строки книги прорастали побегами всех оттенков зеленого.
Джон карабкался по уступам и откосам, выискивая тайные лазы в чащах кустов и проползая по тесным туннелям, сплетенным из колючих стеблей. Ежевичники завлекали его в свои полые недра, пронизанные солнечными иглами. Старые тропинки исчезали, забитые буйной крапивой, и новые появлялись там, где она сохла и отмирала. Деревенский луг внизу выгорел и пожух под палящим солнцем, но высоко на склоне трава оставалась густой и сочной. Под дерном здесь во множестве текут родники, сказала матушка. Воды столько, что на целую реку хватило бы.
Вместе они рвали горькую жеруху по краям глубоких заболоченных луж и выдергивали из сухой земли мелкую фиолетовую морковь. На трубчатых цветках клевера выступали капли медвяного нектара, а студенистые семена мальвы на вкус напоминали орехи. Под зазубренными листьями прятались крохотные землянички, а за частоколом шипастых стеблей зрели сладкие ягоды ежевики. Джон слизывал с пальцев кроваво-красный сок, и демон у него в горле наслаждался вкусом и ароматом.
– Млеко этих цветов утоляет любую боль, – сказала матушка на маковом