или нет.
– Завязывай, говорю. Придурок. – Марк привстал и усмехнулся.
Себ прыгнул в воду и скрылся под баржами.
– Нет, ну что за дебил! – ворчал Марк, дожидаясь, когда друг покажется у противоположного борта.
Мне хотелось, чтобы он замолчал. Хотелось затаить дыхание, пока любимый не вернется, проверить – реально ли это. Убедиться, что Себ выживет. Он вынырнул, кажется, спустя годы. Потряс головой, чтобы освободить уши от воды. Затем положил ладони на борт, подтянулся и в мгновение ока запрыгнул на палубу.
– Давай, твоя очередь, – скомандовал смельчак, но не такой храбрый Марк нашел повод удрать.
Мы наблюдали, как он плыл к берегу. Затем Себ заставил меня лечь на него.
– Скинь платье, – попросил парень.
И получил звонкую оплеуху.
– Уф! – Отвернулся. – Давай-давай.
– Только если ты снимешь трусы.
– Договорились.
Он стянул трусы, я – платье. Еще не настолько зрелая, чтобы носить лифчик, я легла, плотно прижавшись грудью к его груди. Казалось, будто мы сплавились, – так идеально тела дополняли одно другое. Мы, словно частички 3D-шарады, нуждались друг в друге, чтобы сложить полную безупречную картину. Именно это ощущение живет во мне и ярче всего припоминается сейчас, когда я иду, как и в тот день, по аллейке домой: наши разгоряченные солнцем тела, чуть липкие от влажной близости реки́, пахнущие тиной, слились воедино… Я любила Себа. Это понятно без лишних слов. Он казался самым красивым созданием из когда-либо ходивших по земле. В тот день на барже я смотрела вниз, на его лицо, и думала: «Неужели есть на свете кто-то столь же идеальный?» У парня были удлиненные, миндалевидной формы голубые глаза, а уста казались постоянно красными и чуть припухшими, будто он наелся клубничного мороженого. Кончики губ опущены, словно юноша считал всех вокруг недалекими, будто ждал, когда же весь остальной мир догонит его. Острые кости его таза прижались к впадинкам под моими. Его кожа, теплая и как бы рельефная, терлась о мои ребра. Моя грудь, еще только начинающая расти и смягчаться, пружинила на его груди.
– А теперь я сверху, – сказал Себ чуть погодя, и мы перекатились.
Мелькнула смутная мысль: «Наверное, нужно остановить его…» Я принялась извиваться, пытаясь столкнуть парня с себя. Сейчас уже я помню только теплоту деревянной палубы, ударившейся в спину, когда он держал меня, и звук мужского дыхания возле уха.
К Дому у реки я подходила в сильном волнении. А вдруг Джез уже проснулся и ушел, прежде чем я успела как следует попрощаться? Зря, зря я оставила его одного! Крепко сжала в кармане мамин флуразепам, потерла большим пальцем пузырьки на упаковке из фольги. Поднялась на крыльцо, затем по пологим ступеням к площадке перед музыкальной комнатой. Из узких окон вверху лился свет. Я повернула ручку двери и толкнула ее, едва осмеливаясь надеяться.
Здесь. Еще сонный. Но глаза открыты. Иду прямо к нему. Сажусь на кровать:
– Ты отключился.
– Что?
– Вечером. Чуть перебрал вина.
Смотрю