недели! Саймон прикрыл глаза, отгораживаясь от этой мысли. Сделав глоток скотча, спросил:
– А ты не думаешь, что сначала я должен поговорить с самой леди Пенелопой?
Герцогиня презрительно фыркнула, словно этот вопрос оскорбил ее.
– Герцоги брачного возраста не такое уж частое явление, Лейтон. Пусть радуется, что ей так повезло. Просто покончи с этим поскорее.
«Просто покончи с этим поскорее». В холодном недрогнувшем материнском голосе прозвучало требование. Требование и ожидание. Конечно же, она считала, что ее сын сделает все необходимое для того, чтобы сохранить доброе имя семьи.
Саймон вернулся в свое кресло и намеренно вальяжно развалился в нем.
– Мне незачем вести себя как животное, мама. Я буду ухаживать за девушкой. Она заслуживает немножко чувства, ты так не считаешь?
Мать не шелохнулась. И ее холодный взгляд не выдал никаких чувств. Что ж, ничего удивительного. Чувства и эмоции аристократии ни к чему. Эмоции – это для простолюдинов.
Саймон никогда не видел, чтобы мать демонстрировала хоть какие-то чувства. Однажды он услышал, как она сказала, что веселье – это для тех, кто ниже их по происхождению. А когда Джорджиана была ребенком, веселым и смешливым, герцогиня с трудом выносила ее.
«Старайся не походить так на простолюдинку, дитя, – говорила мать, чуть скривив губы – это была ее единственная демонстрация чувств. – Ты же из семьи герцога Лейтона…»
В конце концов Джорджиана стала чрезвычайно серьезной – прежняя радость и безудержное веселье покинули ее навсегда. И неудивительно, что сестра сбежала, когда узнала о своем положении.
Да и он, Саймон, был немногим лучше матери.
– Ты же сестра герцога Лейтона! – сказал он Джорджиане.
– Саймон… это была ошибка.
Он едва расслышал ее шепот.
– Лейтоны не совершают ошибок!
И он оставил ее там, в йоркширской глуши. Оставил одну.
Когда он поведал матери о грядущем скандале, та даже не дрогнула. Глядя на него своими холодными всезнающими глазами, она сказала:
– Ты должен жениться.
И они больше ни разу не говорили о Джорджиане.
А сейчас мать сказала:
– Ты должен жениться, Лейтон, как можно быстрее. – И добавила: – До того как.
Человек, плохо знающий герцогиню, подумал бы, что она не закончила мысль. Но не Саймон. Он-то знал: мать не произносит лишних слов. И он прекрасно понял, что она имела в виду.
Не дожидаясь ответа, мать развернулась и вышла из комнаты. Уверенная, что Лейтон поступит так, как нужно. То есть сделает то, что следовало… до того как.
Тихо выругавшись, герцог откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Тут дверь снова открылась. Но он не открыл глаза. Ему не хотелось видеть мать, не хотелось говорить с ней.
Раздалось деликатное покашливание.
– Ваша светлость…
Саймон тут же выпрямился и открыл глаза.
– Да, Боггз, слушаю.
Дворецкий пересек комнату и протянул герцогу серебряный поднос.
– Прошу