хихикнула, и напрасно: они меня так запрезирали! Особенно одна, по прозвищу Глазастая, меня в упор не видит или насквозь прошивает, как рентгеновскими лучами. Правда, правда. Ух, девицы, им все до лампочки… – Поняла, что опять поплыла не в ту сторону, чертыхнулась и почему-то обозлилась на Глебова: – Послушай, ты, я вижу, ничего не помнишь, ничего не знаешь, ничего не слышал. На каком свете ты живешь, судья?
– На этом, – серьезно ответил Глебов. – Давай вернемся к делу.
– Пожалуйста. – Лиза полезла в сумочку за повесткой, но вместо этого вытащила конверт с фотографиями, который она всегда таскала с собой. – Сейчас я тебе кое-что покажу. Тебе будет интересно, – сказала она, протягивая Глебову фотографии. – Это Костик сейчас, в натуре. Один к одному. Он прирожденный актер, очень хорошо выходит на фото. Видишь, такой же черненький, как ты. – Глебов внимательно перебирал фотографии. – А здесь ему пять. Он тогда уже был солистом детского хора. Правда, ангелочек? И голос был ангельский, ну прямо потусторонний. Самые высокие ноты брал. До-ре-ми-фа-соль-ля-си-си-си! – пропела Лиза. – И всегда чисто. Ни одной фальшивой ноты. От рождения абсолютный слух… А здесь мы вместе.
Эту фотографию Глебов рассматривал дольше других. Наконец оторвался от нее, улыбнулся открыто, – улыбка его красила, делала незащищенным, – помолодел и сказал:
– Ты как раньше.
– Значит, все помнишь?! – обрадовалась Лиза. – Ну, Боря, Боря, слава богу, а то я так огорчилась. – Она готова была вскочить и расцеловать его.
Но Глебов снова помрачнел, вернул ей фотографию и в прежнем тоне спросил:
– А почему твой сын сам не пришел?
– Я не пустила, когда узнала, что его вызываешь ты.
– Повестку, – снова попросил Глебов.
Лиза опять влезла в сумочку, достала повестку и протянула.
– У него контрольная по химии. – Она почувствовала легкое беспокойство, глядя на Глебова с повесткой в руке. Он сразу стал незнакомым, чужим, лицо отяжелело, постарело. Лиза уже почти не узнавала его, она глупо хихикнула от страха и пошутила: – У нас без химии не запоешь.
Глебов что-то черкнул в повестке, спрятал ее в стол. Его глаза вновь пронзили Лизу.
– Больше у тебя дел ко мне нет?
– Спасибо, Боря, больше никаких дел, – пролепетала Лиза. Она встала. – Ты извини… Мы на ходу всё, на ходу. Надо встретиться, поболтать. – Вдруг сорвалась, самоутверждаясь, чтобы преодолеть смятение: – Меня машина ждет… директорская. Подбросить тебя куда-нибудь?
– Благодарю. – Глебов тоже встал, лицо его по-прежнему было непроницаемым. – А сыну передай, чтобы зашел в следующий четверг.
– Зачем? – не поняла Лиза.
– Он свидетель, – ответил Глебов. – Главный и единственный свидетель по этому делу.
– Какой он свидетель! – сказала Лиза. – Он же мальчик… – Она понимала, что погибла, что ее приход не принес Костику никакого облегчения, но продолжала защищаться: – Понимаешь, у него напряженка. – Голос ее сломался,