в любви к заповедям, но Ты, Великий, прощаешь нечестивых, прости же нас…
Они не заметили Шмулика (ну да, мы же не в своей машине, – мелькает где-то на задворках мысли), они проехали дальше, они будут жить…
Сколько минут нам осталось? Это не может длиться вечно… пока мы в пути, мы живы…
Дети, счастье наше и грех наш! Младшенькая, любимая, не тот путь ты избрала, не гоже для еврейской девушки… Моя вина, грех матери избаловавшей… Г-споди, помоги ей вернуться, пусть у неё будут дети. Г-споди, ведь Ты прощаешь грехи.
Всплыло вдруг лицо этого русского мальчика, он тоже ходил когда-то в клуб. Она увидела его глаза, какими они были в тот день, в его последний день. Ализа первой забила тревогу по поводу мальчика, она видела его остановившиеся глаза, она подозревала наркотики… Она добилась, чтобы им занялись психологи, социальные работники. Этого его мать не могла простить Ализе. Не разговаривала, не здоровалась с ней. Поэтому в тот день Ализа прошла мимо него, принявшего решение. Она видела это решение в его глазах, она чувствовала его в походке мальчика, в его устремлённых вперед плечах. Она могла, она должна была остановить, предупредить, закричать «Нет!». Она не сделала этого. Он выполнил в тот же вечер свое решение. Г-сподь Всесильный, ведь преступления Ты тоже прощаешь!
Она взглядывает на часы. Стрелка дрожит. Рука Шмулика на руле тоже дрожит. Она стала холодной. Никогда в жизни не было у Шмулика холодных рук, впрочем, при чем тут «в жизни». Мы приближаемся к месту.[2] Уж десять минут мы точно в пути.
Ализа закрывает глаза, и тут же слышит стук. Кто-то бросается на переднее стекло машины. Ализа видит знакомое лицо, и в тот же миг понимает, что это только она его и видит. Шмулик продолжает вести машину, но впереди заправочная станция. Шмулик считает метры до заправки и замедляет ход. Сейчас он свернёт или остановится, – понимает Ализа. Она узнала этого парня, который висит у них на стекле и снисходительно смотрит на Ализу. Смотри, смотри, тебе можно…
Так же он смотрел когда-то в Рио, много лет назад. Ализа была молода и прелестна. Блондинка. Нежные черты. И днем-то никто не мог пройти спокойно мимо. В ту ночь она села не на тот пригородный поезд, ехала от бабушки. Оказаться ночью одной на перроне – Ализа даже подумать об этом не могла. На пустынной платформе она увидела группу подвыпивших (или хуже того) тёмнокожих. По их ухмылкам и жестам девушка поняла, что они её тоже увидели. Ализа бросилась бежать. Они – по перрону – за ней. До сих пор она помнит страх, беспомощность, звук гулких шагов за спиной. На шоссе, куда она успела выбежать, вдалеке от центра города, не было никого. Было ещё страшнее. Они уже близко, она слышит их смех. Ей неоткуда ждать спасения. Вдруг перед ней останавливается машина. Откуда она взялась? Ализа готова была поклясться, что на шоссе не было в тот час ни одной ехавшей машины. Но тогда Ализе было не до размышлений. Она вскочила в автомобиль: «Я Вам буду очень благодарна. Мне надо в центр города…» «Не стоит благодарности, мне по дороге». Он посмотрел снисходительно. «Какое милое