мгновенно отозвалась Мэгги.
– Джесс – клон Макса Сегра.
– Кого?
– Макс – еврейский ученый, которого я включил в исследовательскую группу. Перед тем как я обрезал нити, он голой рукой прикасался к плащанице, а накануне вечером поранил палец. У Джесса типично семитские черты лица потому, что он клон Макса.
– Но это же курам на смех! – возмутилась Мэгги. – С какой стати кому-то разрешили голыми руками прикасаться к плащанице?
– Сотни людей прикасались к ней. Она никогда не находилась в абсолютно стерильной среде.
– Но ты сказал…
– Мэгги, нейтрофилы из ран Иисуса не могли сохраниться до наших дней.
– Но тогда ты считал совсем иначе! Ты говорил, что энергия Воскресения Христова сохранила Его кровь!
– Это было благое пожелание. Я совершил ошибку. Ужасную ошибку. Я попросил отца Бартоло отыскать фотографии, и вот к чему это привело. Макс порезанным, кровоточащим пальцем прикоснулся к волокнам.
– На тот момент, Феликс, ты настолько уверился в подлинности ДНК, что был готов поставить под удар мою жизнь и жизнь твоей сестры! Сэм умер из-за того, что ты был уверен в ДНК, Феликс! Сэм умер!
– Разве не благодаря Сэму мы узнали правду? Разве не так, Мэгги?
– Нет, Феликс. Не так. – Ему показалось, что женщина вот-вот расплачется. – Нет, не нужно этих объяснений! Ты нужен Джессу! Ему нужно, чтобы ты верил в него, чтобы ты помог ему выполнить его божественную миссию!
Феликс прислонился спиной к ограде и посмотрел на коринфские колонны у входа в особняк, носивший имя Грэмерси. Особняк был построен в 1883 году, и одним из его жильцов некогда был знаменитый актер Джеймс Кэгни.
– Хорошо, давай раз и навсегда решим этот вопрос, – снова заговорила Мэгги. – Приезжай и сделай анализ ДНК!
Увы, Феликс не мог этого сделать. После того дня, когда он публично опозорился на пресс-конференции, Макс просто перестал отвечать на его телефонные звонки. Он ни за что не согласится на анализ ДНК, даже если Феликс будет слезно умолять его об этом.
– Мне очень жаль, но это невозможно, – ответил он.
– Подожди! О чем мы говорим? Нам не нужно никаких анализов, Феликс. Мы все и так знаем. Я знаю, и ты знаешь. Доказательством служит мое тело. Ведь, Феликс, хотя я и родила ребенка, я осталась девственницей! Ты не можешь этого не знать! Ты сам осматривал меня в ту ночь, когда мы улетали в Италию!
Феликс вспомнил ту ночь в Центральном парке, когда родился Джесс. Тогда, в темноте, в состоянии, близком к беспамятству из-за страха за жизнь Мэгги, он посчитал, что ее девственность осталась нетронутой. Нелепейшее предположение, но какое-то время он искренне в него верил.
– Ничего не могу сказать. Ты была вся в крови, Мэгги, у меня же не было с собой нужных инструментов. Да и вообще, салон самолета – это не смотровой кабинет больницы. Если все так, как ты говоришь, этому наверняка есть физиологические объяснения. После родовой травмы вульва и вагинальный канал могли зажить сами собой. Впрочем, если бы ты позволила