Алан Брэдли

Копченая селедка без горчицы. О, я от призраков больна (сборник)


Скачать книгу

вспомнила проповедь викария, ту, что о христианском милосердии…

      – Да-да, Флавия, – сказал отец. – Весьма похвально.

      – Я сказала ей, что она может остановиться в Изгородях, но только на одну ночь. Я знала, ты…

      – Спасибо, Флавия, вполне достаточно.

      – …одобришь.

      Бедный отец: его обошли с флангов и поймали в западню. Мне почти было жалко его.

      Он согнул палец и по очереди разгладил подстриженные усы, сначала правый ус, потом левый – разновидность сдержанного нервного прихорашивания, которую, вероятно, практикуют военные с незапамятных времен. Готова поспорить, что если бы у Юлия Цезаря были усы, он бы разглаживал их точно так же.

      – Инспектор Хьюитт хочет переговорить с тобой. Поскольку пойдет конфиденциальный разговор о людях, с которыми я не знаком, я оставлю вас наедине.

      Кивнув инспектору, отец вышел из комнаты. Я услышала, как дверь его кабинета открылась и затем закрылась. Он нашел убежище среди почтовых марок.

      – Итак, – приступил инспектор, открывая записную книжку и снимая колпачок с ручки «Биро». – С самого начала.

      – Я не могла уснуть, видите ли, – начала я.

      – Не с этого начала, – сказал инспектор Хьюитт, не поднимая глаз. – Расскажи мне о церковном празднике.

      – Я пошла в палатку цыганки, чтобы она предсказала мне будущее.

      – И она предсказала?

      – Нет, – соврала я.

      Последнее на земле, чем я хотела бы поделиться с инспектором, так это женщина на горе – женщина, которая хочет вернуться домой с холода. Также я не собиралась рассказывать ему о женщине, которой я стану.

      – Я опрокинула ее свечку и не успела ничего понять, как я… я…

      К моему превеликому удивлению, моя нижняя губа задрожала при воспоминании.

      – Да, мы слышали об этом. Викарий смог предоставить нам подробный отчет, и доктор Дарби тоже.

      Я сглотнула, думая, доложил ли ему кто-нибудь о том, как я пряталась за киоском, пока палатка цыганки не сгорела дотла.

      – Бедняжка, – ласково сказал он. – Тебе изрядно досталось, не так ли?

      Я кивнула.

      – Если бы я только знал, через что ты уже прошла, я бы отвез тебя прямо в больницу.

      – Все в порядке, – сказала я храбро. – Я буду в порядке.

      – Правда? – переспросил инспектор.

      И внезапно из меня полилось все: от праздника до Изгородей, включая кипятившуюся миссис Булл; от откровенно сфабрикованного рассказа о пробуждении посреди ночи и беспокойстве о здоровье цыганки до того, как я обнаружила ее в луже крови на полу фургона, я не упустила ни единой подробности.

      За исключением Бруки Хейрвуда, конечно же.

      Я приберегла его для себя.

      Это был великолепный спектакль, если можно так сказать. Как мне пришлось узнать еще в нежном возрасте, нет лучшего способа замаскировать ложь, чем завернуть ее в эмоциональный поток правды.

      Все это время «Биро» инспектора Хьюитта порхало над страницами, покрывая каждый сантиметр бумаги