перед гостеприимными хозяевами будет выполнен и мы с Артуром вернемся домой.
Писано в особняке «Алая роза», город Лондон,
Джоанной Стаффорд.
Как только чернила высохли, я сложила письмо вчетверо. Нагрела на свече сургуч и, дождавшись, когда он стал достаточно мягким, запечатала конверт. Правда, надавила на печать так сильно, что красный сургуч выступил по краям длинными каплями, словно кровь на свежей ране.
– Элис, – сказала я служанке, – я хочу немедленно отправить письмо в Дартфорд. Нужно, чтобы оно ушло со следующей почтой, это очень важно.
В восторге оттого, что получила важное поручение, Элис схватила мое письмо, все еще теплое от горячего воска, и убежала. Скоро послание отправится в путешествие и, надеюсь, уже завтра вечером будет в Дартфорде. Внезапно в душе у меня проснулся и зашевелился червячок сомнения. Не слишком ли опрометчиво было отправлять такое письмо Джеффри Сковиллу? Стоило ли вообще вступать с ним в переписку, ведь прежде я никогда этого не делала? Усилием воли я подавила тревогу.
Вскоре вернулась Элис и сообщила, что отправила письмо, а кроме того, еще и принесла ответ от отца Тимоти, домашнего священника семейства Кортни.
А ведь точно, я совсем забыла, что утром посылала к нему служанку с просьбой исповедать меня. Отец Тимоти приглашал меня на исповедь на следующий день рано утром, перед мессой. Я от души надеялась, что очищающая сила таинства покаяния поможет мне успокоиться.
Проснулась я задолго до рассвета. Одевшись, с нетерпением ждала, когда небо за окном начнет светлеть. И вот наконец-то появились первые проблески: ночь уходила прочь. Держа в руке свечку, я торопливо шагала по темным коридорам, как вдруг услышала в дальнем конце дома какой-то шум. Но особенно не насторожилась, поскольку знала, что внизу – на кухне, в кладовых и в буфетной – уже приступили к своим обязанностям слуги, которые в «Алой розе» вставали довольно рано.
– А-а, госпожа Стаффорд, благодарю вас, вы оказались пунктуальны… Сегодня у меня так много дел, – сказал отец Тимоти, встречая меня в дверях изящной домашней часовенки.
За его спиной, на алтаре, мерцали горящие свечи.
Я поставила подсвечник в уголок и окунула пальцы в чашу со святой водой. Отец Тимоти открыл дверь исповедальни – отдельно стоящей кабинки, покрытой блестящим лаком, – и зашел внутрь. Послышался звук скользящей в пазах двери, и священник занял свое место за решеткой.
Я тоже зашла в исповедальню. Внутри было почти совсем темно, лишь слабо светился серебряный крест на самом верху толстой деревянной решетки. Даже силуэта головы отца Тимоти не было видно. Но сквозь решетку чувствовалось его теплое дыхание. Я ощутила слабый запах лука.
– Слушаю тебя, дочь моя, – сказал он.
– Благословите, святой отец, ибо, каюсь, я грешна, – начала я. – Уже пять дней, как я не исповедовалась. – Я помолчала, собираясь с мыслями. С чего начать, какими словами описать свои проступки?
И вдруг всего футах в десяти от нас раздался громкий