здесь, разве что, мяуканье Фрукти немного портило эстетическое удовольствие. Даже Инди, с его преждевременно сломавшимся из-за курения хрипловатым голосом спел бы лучше. Я решил, что добьюсь у директора Академии разрешения для группы Инди играть на высшекастовых инструментах.
У Фруктиса вскоре перестало хватать дыхания, и он сконфуженно замолчал. Я доиграл до конца, отдёрнул руки от клавиш и вскочил с крутящегося стула, словно он вдруг раскалился, и повернулся к благородной публике, готовый отвечать на агрессию, иронизировать, язвить, пропускать мимо ушей… Огромный зал купался в полумраке и блаженном молчании. Послышались отдельные хлопки. Сначала одиночные, размеренные – это аплодировал мой отец. Затем к ним присоединились хлопки Лаймии: быстрые, как трепетание птичьего сердца, доносящиеся из самого тёмного угла. И вот, заглушая бешеный стук крови в ушах, обрушилась лавина аплодисментов и криков "браво".
Я понимал, что это далеко не означает всеобщее признание, тем более, к этому моменту девяносто девять процентов взрослых были далеко не трезвыми. Может, поэтому они так восторженно приняли мою игру.
"Им зашло! Размажь меня по спектру, им зашло!" – перекрывая сомнения, билась в моей голове восторженная ультрамариновая мысль.
Глава 7. Цвет боли.
Я стоял на мосту для терробусов, над рекой Скитс, где-то в глубине низшекастовых кварталов. Снова. Мой взгляд бесцельно скользил по сырому зимнему небу цвета мокроты, длинным кривым параллелепипедам домов фиолетовых, грязной реке, лениво несущей дроблёный, похожий на осколки костей, лёд.
Из-под моста медленно и торжественно выплыла "санитарная баржа". В тот год среди низших каст гуляла очередная эпидемия, и на фиолетовых, как всегда, не тратили медикаменты. А денег, чтобы самим купить лекарства, у них не было. Да и не верили они в могущество медицины: предпочитали прикладывать к язвам травы, пропылённые выхлопными газами, глотать вымоченные в желчи угольки, пить отвар из короньих костей. И умирать.
Трупы фиолетовых собирали, погружали на санитарные баржи и грузовики и отправляли в пункты переработки, производя дешёвое мыло и отличные органические удобрения. Что ж, по крайней мере их смерть пойдёт обществу на благо, чего не скажешь о моей, если я сейчас залезу на перила и перенесу вес тела вперёд. Забавно будет прыгнуть не в ледяные воды Скитса, а на эту баржу. Лежать поверх рваного брезента, чувствуя сквозь него ненавязчивое тепло гниющих тел, и пялиться в медленно уезжающее назад небо. Белое, как моя кожа.
Я перевёл взгляд на свои руки. Раздражения от кислотных ванн, язвы от щелочных. Шрамы. Вот сюда она пыталась привить кусочек оранжевой кожи (боюсь представить, где она его раздобыла), но он не прижился. Думаю, если б ей дали волю, она бы всю шкуру с меня содрала и обклеила новой, спектральной. Хоть самой что ни на есть фиолетовой, но цветной. Я и сам мечтаю иметь другую кожу, но пожалуйста, пусть она будет налеплена поверх моей, а не вместо, только бы не было так больно!
Моё внимание привлекла стая