Юн Айвиде Линдквист

Движение. Место второе


Скачать книгу

надолго, что я подумал, будто он утратил интерес. Я сказал: «Спокойной ночи», – и почти повесил трубку, когда он сказал:

      – Эй, подожди. Ты можешь… положить трубку рядом с собой?

      – В смысле?

      – Когда ляжешь спать. Я не буду болтать, ничего такого, обещаю.

      – Ну, не знаю…

      – Ну давай же, какая разница?

      – А ты что будешь делать?

      – Спать, понятное дело.

      В какой-нибудь другой раз я, возможно, отреагировал бы на его предложение по-другому, но после дневной погони за человеческим единением и вечерним попаданием в тиски одиночества моя оборона ослабла.

      – Ты храпишь? – спросил я.

      – Нет, с чего бы.

      – Хорошо. Тогда спокойной ночи.

      – Спокойной ночи.

      Я снял телефон со стола, поставил его рядом с матрасом, положил трубку рядом с подушкой, лег и некоторое время смотрел на трубку. Этот кусок пластмассы связывал меня с каким-то другим человеком, который был где-то в другом месте. Я даже думаю, что погладил тогда трубку пальцем.

      На другом конце провода ничего не было слышно, и когда я уже почти провалился в сон, то пробормотал: «Ты здесь?», но не получил ответа. Затем я, должно быть, заснул.

* * *

      В ту ночь я спал необычно хорошо. Первым, что увидел, когда проснулся, была телефонная трубка, которая лежала рядом со мной. То, что произошло прошлым вечером, представлялось оторванным от привычной реальности.

      Привычная реальность? Что я о ней знал?

      Я поднес трубку к уху и прислушался. Ничего не было слышно. Я тихонько прошептал: «Алё?», чтобы не разбудить собеседника, который, возможно, спал на другом конце провода. Ответа не было. Когда я положил трубку на рычаг и снова ее поднял, то услышал гудок соединения.

      Я сидел раздетый за письменным столом и пытался привести себя в гармонию с окружающим миром. Получалось не очень. Я убедил сам себя, что это связано с чемпионатом Скандинавии, что упражнения перед чемпионатом привели к тому, что я утратил связь с привычной реальностью.

      С другой стороны, в этом состоянии я, по большому счету, жил с двенадцати лет. Всего лишь единичные возвращения, короткие периоды тесной связи с бытием – как поросенок отрывается от своего корыта и воспринимает окружающую обстановку, а затем возвращается к своей бесформенной массе, своим помоям.

      Я больше не был уверен, что мысль записать историю про ребенка была так уж хорошо продуманной. Некоторым образом она была лишь свидетельством моего недостаточного контакта с нормальностью. Но рассказ был начат, и я должен был довести его до конца. Если обо мне и можно сказать что-то хорошее, так именно это: я довожу дела до конца. Дохожу до предела.

      Мое состояние сознания хорошо подходило для описания того галлюцинаторного транса, в который я погрузился после случая в шалаше, так что я придвинул к себе блокнот и продолжил писать.

* * *

      Он проснулся только тогда, когда его мама постучала в дверь и сказала, что ужин готов. Пошел в кухню и поел голубцов, не понимая, что ест. Односложно отвечал на мамины вопросы о том, как прошел день, привычно врал. Мама спросила, не заболел ли он, и мальчик ответил, что да, пожалуй,