тут же начал озираться. Стены Утки затянули тканью, что само по себе очень популярно в Израиле: тут продаются большие куски ткани, полтора на полтора или два на два метра, чаще всего одноцветные и с различными узорами, нанесенными черной краской. Между тканевыми границами были оставлены промежутки сантиметров в семьдесят, а в них (как и на самой ткани) «у художньому безладді» висели вперемешку фотографии, открытки, какие-то картинки, наброски рисунков, значки, автомобильные номера, таблички и даже дорожный знак «Стоянка запрещена». Телевизор в комнате был не маленький, общежитский, а «свой», огромный, то же относилось и к холодильнику. Одну из трех кроватей Утки ликвидировали, купив или смастерив взамен двухъярусную, что позволило им освободить солидный кусок площади, на котором теперь размещался компьютерный стол со всяческой аппаратурой на нем и под ним. Под потолком по углам комнаты были закреплены небольшие колоночки для придания звуку эффекта объемного, между кроватей стоял низкий стеклянный столик с пультами и книгами на нем, а на тумбочке у окна притулилась строго-настрого запрещенная электроплитка с двумя конфорками. Я благоговейно взирал на все это великолепие и, кажется, забыл закрыть рот, который открыл, чтобы внятно объяснить причину своего визита. Вова плюхнулся на кровать и благодушно воззрился на меня. Со второго яруса уютно посапывал Юра, который вставал в четыре утра, так как работа его начиналась в пять: он работал помощником повара в ресторане при одной из малочисленных беер-шевских гостиниц. Кирилла видно не было.
– Я… э-э-э… привет, – глупо сказал я.
– Привет-привет, – улыбнулся Вова, – ты присаживайся, чего стоять-то, да? Водички налить?
– Нет, спасибо, я… то есть мне бы тут с компьютером…
– А, так тебе комп нужен? Нет проблем, только сейчас у нас с интернетом напряженка, тебе что конкретно?
– Вот… – Я протянул ему диски и примерный список музыкальных исполнителей, пластинки которых, по идее, должны были найтись у Уток, – переписать хотел.
Вова встал и ткнул пальцем в блок, стоявший под компьютерным столом. Тот немедленно засветился и тихо зажужжал. Я поспешно вытащил бутылку из пакета и протянул Вове.
– А это… вот… вам.
Утка спокойно взял, повертел перед глазами, поставил на стол и вытащил откуда-то два стакана.
– Ну, смотри! Если фигня какая-то, сам же и будешь страдать! – Он сноровисто открыл бутылку и наполнил стаканы примерно до половины, потом достал из холодильника пластиковый судок с виноградом, кусок сыра, который тут же, прямо на тарелке, нарезал, и вазочку с оливками (в Израиле нет привычных советскому глазу огромных черных мясистых маслин, здесь едят зеленые горьковатые остро-соленые оливки). Оснастив всем этим столик, Вова протянул мне один из стаканов.
– Говори!
– Что говорить? – смешался я.
– Тост, конечно! Зачэм жи пит, если без тоста, слюшяй? – с грузинским акцентом ответствовал мне Вова и подмигнул. – Ладно, не тушуйся. Давай