платья и выхода из употребления просторных штанов». Так-то! А ведь и он, выходит, находил в красноречии малую его пользу! И добавлял к сказанному: «ведь под нашими нельзя спрятать, мадам, ничего, что стоило бы показать». Вот так, мадам, подруга дорогая, мои, грубо говоря, штаны, тоже истрепало и укоротило время, но я и в просторных не прятал никогда своих чувств. Теперь представь, что я изменился бы, согласно твоим пожеланиям, «в лучшую сторону»! Я был бы уже не я. Не самим собой был бы я, а совсем другим человеком. А я есмь тот, кого воспроизвели родители, и кому жизнь придала окончательную форму. Возможно, она сделало это топорно, оставив множество сучков и зарубин, за которые ты продолжаешь цепляться и после стольких лет совместной жизни, но с этим уже ничего не поделаешь. От этого и надо плясать.
Не думай, что я пытаюсь оправдаться. Куда мне! Такова моя душа, если она есть. Душа – не пар, который заменяет её животному, как, по мнению Виктора Шкловского, иногда утверждает народ. Пар уходит в свисток, а потому кредо моё, это – «закрой сифон и поддувало», дабы не сотрясать воздух ничего не значащим свистом.
– Дикарка, а у тебя «пар» или нечто более существенное? – шепнул я спутнице, свернувшейся у ног.
– Ты это узнаешь, хозяин, если отдашь Богу душу раньше меня…
– Если отдам раньше, уже не узнаю!
– А ты помозгуй в теоретическом плане, если тебе интересна эта проблема.
– Ты для меня не «проблема»… Ты – родная душа.
– Вот видишь! – вскинулась она. – Карламаркса мне как-то читал из твоей книжки. Ну не твоей в буквальном смысле, а из сочинения какого-то испанца. Тот писал, что «животные, камни по-своему живут, они суть жизнь». Суть жизнь. Видишь даже как? «Но ни камень, ни животное не подозревают, что живут, – писал он далее. – Адам стал первым существом, которое жило, чувствуя, что живёт. Для Адама жизнь предстала как проблема». И для тебя проблема, а для меня проблем не существует, когда я рядом с тобой. Они начнутся, если – я тоже теоретизирую! – ты и твоя любимая женщина вдруг пожелаете расстаться со мной, прогоните со двора «как собаку». Так поступают иные люди. Впрочем, если прогоните, и тогда не будет проблем: я просто сдохну с тоски! Что я без вас сама по себе? Пар, ушедший в свисток и пропавший в небе.
Электричка задыхалась от бега. Колёса отбивали сумасшедший ритм. Или это мне только казалось? Может, взбесилось моё сердце? Наверное, и электричка, и сердце. Они оба. И оба они, приближаясь к очередной платформе, успокаивались и переходили на гитарный такт-перебор, стискивая душу бардовской меланхолией:
Пусть годы с головы дерут за прядью прядь.
Пусть грустно оттого, что без толку влюбляться.
Не страшно потерять уменье удивлять —
Страшнее потерять уменье удивляться.
И возвратясь в края обыденной земли,
Обыденной любви, обыденного супа,
Страшнее позабыть, что где-то есть вдали
Наветренный