берлоги.
Дорога до Урочища тянулась по самому краю обширного болота, по старому горельнику и выходила сначала на пологую гриву, сплошь поросшую кедрачом, а потом сбегала в то самое урочище. Участок вдоль болота не сулил нам ничего хорошего, но другой дороги не было, так что будем пробиваться…
После того, как Витька забуксовал во второй раз, я занял место за рулем. Мы осторожно крались по раскисшей заболоченной дороге и глазели по сторонам. Просыпающаяся весенняя тайга прекрасна. На проталинах по косогорам стоят подснежники, и пацаны, стараясь не подавать виду, любуются ими. Один Витька не стесняется и восхищается вслух:
– Ух ты, дядь Дим, смотрите, какие цветы! Маме надо набрать будет.
Мы ехали с открытыми настежь окнами, и свежий таежный воздух, напоенный запахами талого снега и просыпающейся земли, теснил грудь. Я поглядывал на мальчишек, видел их горящие глаза и внутренне ликовал. Хорошими людьми растут мальцы. Я точно знаю, что человек, способный восхищаться природой, не может быть плохим. И для меня это их восхищение самое ценное в наших выездах.
Солнце едва поднялось над деревьями, когда мы взобрались на кедровую гриву и остановились на самом верху. Перед нами раскинулась залитая солнцем тайга. Островерхие елки, пушистые кедры, кудрявые березки, разлапистые сосны, пихты и листвяк, черемуха и рябинки, ольха и осина… Наша тайга красива так, как может быть красива гордая якутянка или уроженка диких алтайских гор. Ее красота неприкосновенна и ускользающе чиста. Она не нуждается в нашем восхищении, ей от нас вообще ничего не нужно. Ходили бы, не оставляя следов, и достаточно.
Что-то здесь снова задело меня за живое, родило во мне эти мысли и ощущения. Хорошо. Значит, еще живой. Наблюдаю за мальчишками. Их шумный гомон стих сам собой, перестали толкаться локтями, спеша сказать что-то важное быстрее остальных. Примолкли, глядя широко распахнутыми глазами в самое сердце большого леса. Дышат с ним одним воздухом, готовятся вместе пережить целый день. И стать после этого его частью, на чуть-чуть.
– Поехали?
В этой громкой таежной тишине мой вопрос даже мне показался ненужным. Мы молча загрузились в машину и начали спускаться к Дедову урочищу.
– Дядь Дим, а почему урочище Лешее? Здесь леший живет? – спросил Витька.
– Лет пятьдесят назад здесь жил удивительный дед. Звали его Петро. Он очень любил тайгу, с самого детства целыми днями пропадал здесь. Брал с собой ружье, но ни разу никого не добыл. В деревне над ним посмеивались, считали чудаком, но не обижали. Да и попробуй обидь. Говорят, был он здоровенным и очень сильным. В одиночку таскал бревна, которые деревенские мужики только втроем и поднимали. А однажды мельничный жернов в одиночку поднял. Но был он при этом добрым, никогда не злился, не умел просто. И вот однажды, когда директор колхоза начал требовать от него выйти на работу, Петро собрался и ушел в тайгу. Совсем. Добрался до этого урочища, поставил