за разом пройти один и тот же урок – с небольшими вариациями. Я ведь знала, что придётся переодеваться, но опять у меня выскочило это из головы, как в далёкий памятный день на китайской границе!
С лёгким содроганием от отвращения облачилась я в чужое разношенное тряпьё. Невероятно жаль было расставаться с любимыми ботинками, купленными в Берлине, – фасонистыми, тёплыми и удобными! Но куда ж в них по горам?! Пришлось влезть в бесформенное, растоптанное нечто, сшитое едва ли не вручную, зато идеально подходившее для скользких каменистых склонов, тропинок, пересечённых узловатыми древесными корнями, и заснеженных перевалов… Н-да, в далёком отсюда сорок втором тибетские вещи были тщательно продуманы и подготовлены специально для меня, облачаться в них было даже приятно… Всё же я решила рискнуть: сунула ботинки в освободившийся вещмешок и, вылезши из машины, протянула его Герману:
– Можно?
Подумав, тот согласился.
Расставаясь на неопределённо длительное время, а быть может, навсегда, мы с Германом со странной будничностью пожали друг другу руки. Мне кажется, он всё же рад был избавиться от связанных со мной, совсем лишних для него хлопот, хотя лично ничего против меня не имел. Я освежила поставленное ему «зеркало». Подержится несколько дней, потом само рассосётся.
Рассвело. Насупленный проводник, не сказав ни слова, повернулся спиной и зашагал по хорошо натоптанной тропке сквозь лес – не такой уж густой, не такой уж и мрачный. Парень не закрывался, и информация о нём читалась легко. Он был далёк от идейной борьбы с фашизмом – и от деятельности всех разведок мира – просто зарабатывал деньги, проводя желающих тайными тропами. До войны он имел дело, главным образом, с контрабандистами. Теперь же освоил иной круг задач. При всём том было понятно, что он не сдаст, если попадётся, станет отпираться и молчать до последнего, так как больше всего на свете дорожит репутацией надёжного проводника – источником своего благосостояния. А благосостояние для него дороже жизни.
Проводник шёл не оглядываясь: ему достаточно было слышать позади шаги и дыхание. С невольным вздохом я вновь вспомнила Гуляку.
Несколько раз мы миновали развилки. Тропа, которой мы теперь придерживались, забирала выше. В принципе, ощущалась нехватка кислорода, но не столь существенная, чтобы причинять заметные неудобства. Лес поредел, измельчал и скоро кончился. Мы вышли на гребень горного кряжа. В жизни не было у меня такой необычной прогулки. По обе стороны открывались виды, захватывавшие дух: ущелья, долины, гряды гор, отдалённые снежные вершины. Солнце уже поднялось. Ни единого селения не просматривалось внизу. Должно быть, камнепады и оползни здесь не редкость.
Тут уже не было снега: ветер целую зиму делал своё дело, а весеннее солнце завершило его труды. Не было и тропы: по голым камням шагай куда хочешь. Именно здесь наш след должен надёжно затеряться. Проводник повёл меня одному ему известным маршрутом. Много времени мы потратили, чтобы спуститься в небольшую расщелину