рычал, размахивая кроватью, безумно хохотал, когда его удары наиболее удачно достигали цели.
– Это вам за моего Андрюшу, сволочи! – приговаривал он в такие моменты. – Убью! Всех убью!..
Прибежали еще два отряда, навалились на Лекаря, отняли кровать, но он забрал у кого-то дубинку, и удары дробью забарабанили по шлемам и бронежилетам, не причиняя уже охранникам никакого вреда.
– Не стрелять! – постоянно звучал приказ. – Не стрелять! Так возьмем, мать его…
Схватка продолжалась. Лекарь сопротивлялся, не зная в своем безумстве усталости.
За это время лежащим в коридоре больным сделали уколы, и уже потерявших силы людей словно тряпичных кукол растащили по соседним палатам.
Он слышал, как к палате, в которой бушевал необузданный Лекарь, что-то торопливо подкатили, тяжелое, неповоротливое, на громко скрипящих колесах. Слышал, как прозвучала короткая команда: «Разойдись!» Слышал треск, видел мигание ламп в палате и в коридоре. Слышал тут же захлебнувшийся крик и чувствовал запах озона, и уже потом, засыпая в соседней палате, слышал спокойные шаги охраны, тихий, но взволнованный разговор людей, сделавших нелегкую работу:
– Мать твою, здоров бык махаться!
– Пристрелить, как собаку, и делу конец.
– Это просто и легко для него. Сегодня и завтра ему мозги хорошенько прожарят. Не хотел бы я оказаться на его месте.
– Тьфу, зараза! Он мне зуб выбил, гад!
– Ничего, новый вставишь – лучше настоящего…
– А не пошел бы ты!..
Потом был сон, и снились страшно мигающие лампы, дурманяще-свежий запах озона и сухой электрический треск…
Лекарь открыл глаза и не мигая стал смотреть в потолок.
– Не люблю, когда на меня, спящего, смотрят.
– А я не люблю, когда спят и лежат, как мертвые: вытянувшись и с руками на груди.
– Сон – это почти смерть, – заключил Лекарь, поднимаясь с постели и натягивая пижаму на худое тело.
– Страшный ты, Лекарь.
– Не я страшный, Кукушонок – жизнь страшная. А я только живу.
– Тебе не хочется жить?
– Вот ты любопытный! Прямо в душу лезешь, – Лекарь разочарованно покачал головой. – В твои-то годы надо о девушках думать, а не копаться в человеческих душах. Грязное это дело, скажу я тебе прямо.
– Ты не хочешь жить? – не унимался Кукушонок.
Его сосед по палате встал, подошел к умывальнику, погладил череп, проверяя, насколько отрасли волосы.
– Раньше не хотел. Теперь приходится – выздоровел. Хорошо здесь лечат.
Совершенно нельзя было понять: говорит ли этот человек серьезно или, наоборот, шутит – везде одна и та же интонация. Однообразная нота усталости в голосе. По-другому Лекарь не говорил никогда.
– Это очень плохо, – вдруг сказал он, рассматривая себя в зеркале. – Очень.
– Что плохо?
Лекарь повернулся к Кукушонку:
– Плохо то, мой дорогой друг, что в палате живут два абсолютно