мне эпилепсию. В своей практике мне не однажды доводилось встречаться с подобными формами болезни, когда страдающий бредил и выполнял некоторые двигательные функции. Нередко наблюдался довольно складный бред, похожий на осмысленную речь, но по завершении приступа больные не помнили ничего не только из сказанного, но и из происходившего вокруг.
Злацкий. Суду понятны ваши объяснения. Кроме этого, мы сами имеем некоторые представления об этой болезни и ее формах, но это не позволяет отнести ваш случай к подобным… Правда ли то, что вы оказывали помощь женщине, гражданке Львова, прядильщице, по имени Илия?
Гастольский. Она не раз обращалась ко мне с просьбами о помощи. Здоровье у нее подорвано бедностью, и она часто страдает от простуды. Она вдова и растит сама четырех малолетних детей. Она настолько слаба, что жить ей на этом свете осталось недолго. Илия известна в городе как добросовестный человек, хороший работник и заботливая мать. Жаль будет ее детей.
Злацкий. Вы оказывали ей помощь безвозмездно?
Гастольский. Да, как и многим другим гражданам ее положения. Бедность ее такова, что, приняв от нее грош, можно обеднеть душой. Я оказываю ей и ее детям услуги бесплатно.
Злацкий. Вам известно, что она была колодезной ведьмой, которую не удавалось раскрыть в течение пятнадцати лет? На протяжении всего этого времени она наводила на людей и скот порчу, отравляла воду в колодцах…
Гастольский. Господи, это же просто невозможно!.. Она поселилась с мужем в городе не более семи лет назад. Это какая-то страшная ошибка! Вы ее с кем-то спутали!
Злацкий. Она утверждала, что жила в городе постоянно, принимая образы убитых ею людей.
Гастольский. Это какая-то несуразная глупость! В пыточных камерах человек способен перед страхом боли и страданий оговорить не только совершенно незнакомых ему людей, но и самого себя. Что вы сделали с нею?
Злацкий. К этой ведьме были применены все доступные Инквизиции меры.
Гастольский. Она жива?
Злацкий. Нет, не выдержала испытания оловом.
Гастольский. Господи… Оловом?! Бедное дитя… Это же верная смерть! Какая жестокость…
Злацкий. В ее случае Устав святой Инквизиции предусматривает именно такие меры.
Гастольский. Мне хорошо знаком арсенал этих мер…»
На этом запись обрывалась. Всего несколько листов пожелтевшей от времени грубой бумаги – но сколько они дарили читателю сил и мужества! Последний лист был неровен по краям и закопчен. Читатель провел по его краю пальцами, отмечая его неровность и сухую твердость.
За небольшим зарешеченным окном гремел проснувшийся город: могучий лязг трамваев по узким мощеным улочкам, торопливое лопотание автомобильной резины по брусчатке, строгое цоканье женских каблучков где-то внизу на тротуаре. Человек закрыл глаза и где-то с минуту наслаждался этим разнообразием звуков, ощущая, как в душе бурлит и просыпается радостное предчувствие скорых перемен. Это должно было скоро произойти. Очень скоро. Врач обещал выписать сразу, «как только стабилизируется