после пятнадцатилетия, в субботу, Владимир Иванович с Машей пришли в гости к Прелаповым. Нина Дмитриевна по традиции испекла торт, – песочные коржи переложила грецкими орехами, перетертыми с сахаром и изюмом. Сверху это роскошество посыпалось сахарной пудрой, а по центру – мелкими крошками коржей. Детям крепкий чай не наливали, а в чашках у взрослых он был объемным, янтарным с красноватым отливом. В комнате пахло заваренной мятой. Младшие доедали уже по второму куску торта, Владимир Иванович подшучивал, загадывал загадки, Маша ничего не могла отгадать, а Павел отгадывал, но выглядел надутым, и мать довольно резко спросила его, в чем дело.
– Ни в чем! – Ответил он слишком громко и «пустил петуха». Маша засмеялась неизвестно чему, вскочила и пошла вприпрыжку вокруг стола. Павел не знал, как называется этот прискок, но замечал, девочки часто так скачут. Подпрыгнут на одной ноге коротко и на ней же словно немного назад отъедут. Потом точно так же на другой ноге, отчего чуть-чуть переместятся вперед. По мнению Павла в таких прыжках не было никакого резона, и вверх не особо отрываются, и вперед продвигаются еле-еле, а лица у всех до того довольные! Он так это и называл: «Скакать по-девчоночьи».
Сейчас, взглянув на Машу, почувствовал себя взрослым мужчиной и слегка приободрился.
– Может, еще чаю? – Нина Дмитриевна улыбнулась прыгающей Маше, та споткнулась, рассмеялась и уселась переплести косу.
– Принеси кипяточка, Нина Дмитриевна, – улыбнулся Владимир Иванович. – Молодежь, кто со мною на чай отважится?
Дети помотали головами, Маша справилась с косичкой и снова запрыгала.
– Попрыгунья стрекоза, – с выражением начал Владимир Иванович, но Прелаповы запротестовали хором.
– Нет, Машка не стрекоза! – Нина Дмитриевна с Владимиром Ивановичем соглашалась редко.
– Стрекоза была тунеядка! – по привычке защитил маленькую подружку Павел.
– А я когда в школу пойду, буду на одних пятерках! – объявила Маша, которой уже исполнилось семь.
– Ай, молодец! – Владимир Иванович покачал головой. – Только что, если не сможешь? Разве можно зря обещать?
– Смогу, смогу! – Маша махала руками, прыгала и сопела. – А потом я вырасту и буду веретинаром!
– Веретеном? С самой собой на пару? – очень серьезно, даже трагично уточнил Владимир Иванович, но глаза его смеялись.
– Мой язык запрыгался! Ве-те-ри-на-ром! – остановилась Маша, посмотрела серьезно и тут же пошла вскачь снова. – И буду звериков лечить, котовичей и собакиней, птичичек-невелечичек!
Павел встал из-за круглого стола, наряженного чашками из белого в синий бутон сервиза, и отошел ко второму окну. На широком облупленном подоконнике, застеленном посередине салфеткой в искусных мережках, как раз расцвела герань. Павлу нравился ее резкий запах, ему казалось, что этот цветок заводят люди, знающие толк в домашнем уюте, и он гордился