носятся, иные с дитем не так.
– А что с них взять, они ж городские. У них на четвероногую живность в душах нехватка, как у нас на артистов.
– Тоже мне, заскучал. Артистов ему.
В другом кусте воробьи. Снова, заблудившись в ветках, кот приманивает клещей. А сторонний воробей трещит без умолку, как спортивный комментатор, предупреждает своих: «Центрфорвард застрял посередине поля!».
Соседи тоже нас обсуждают.
Клещ наконец поймал свою добычу. На смерть себе поймал, как бывает порой. Глажу кота по холке и чую. Не успев сообразить, выщипываю еще пустое брюхо клеща, но голова его остается внутри. Не выдавишь, хоть кот и терпит, только бьет задней лапой. Помучила и перестала, бесполезно, теперь надо просто ждать. Оглаживаю, утешаю.
– Ты мой муррр, – воркую я, – ты муррр, ти-муррр, тимуррр…
– Вашего кота зовут Тимур? – дети из-за забора.
– Точно, – киваю с серьезным видом. – Тумур Гурган.
– Раньше говорили иначе. А теперь курган какой-то.
– Ваша правда. Какой, неведомо.
– Может, он у вас волшебный?
– Может. Да, мы в него и правда, как в природу, смотримся.
– Это как?
– Так. И потом, когда мы в городе, рядом с нами живет утраченное.
– Так это же в городе! А тут?
– А тут в нем наша любовь.
Что это за крохотные зеленые птички меньше воробьев? И так у них все слажено, так изящно – и взлет, и посадка.
– А как же он теперь с клещом? – спрашивает тот, что говорил о друзьях и врагах, самый любопытный.
– Высушит и вытолкнет, организм молодой, справится.
– А вы говорили, на него клещ не сядет. Да только сел.
Снова с фермы запах молока. Накатывает тугими волнами, вдыхаю, дыхание задерживаю.
Сказочно.
– Лучшим заграничным средством обрабатывали, потому и говорили.
Так я всегда, во что верую, то и исповедую.
– Жаль, травница слегла, а то набрала бы вам травки, помазали бы, да и вышел клещ.
– Слегла?
Ночи такие густые. Завершив дела, вряд ли уже стоит разгуливать по дорогам. Того и гляди, упадешь, споткнешься о кочку и провалишься в канаву. А утра разряженные, матовые – так и манят. Воздух подрагивает, мешается с туманом. Так и кажется, что невидимые руки сливают свои волшебные составы будущего дня в огромную чашу неба, и они смешиваются, медленно заворачиваются в прозрачные спирали.
Молодой народ еще спит, подергивает во сне лапками собачка, даже кот, едва приподняв голову, снова расслабляется, проурчав. Глаза его заволакиваются пленкой. Никого не тревожит, что я ухожу.
Через поле короче, но слишком уж росно. А дорога так и кажется, что проглотит ноги. Туман стелется по земле, скрывает от подслеповатых глаз изрытую землю. Иду, щупая шаги.
Шумным дыханием обдает спину огромный пес, бегущий явно по делу. Не успеваю испугаться, а он уже исчез за поворотом к кладбищу. Вот и дом травницы.
– Как же вы теперь будете?
– Что ты, милая, все «выкаешь»,