его перевернуло, побои ли надолго запомнил, а вот не пил он больше. Первые-то годы вообще в рот не брал, а возмужал, так в праздник позволял рюмочку. Да и то чтоб не отличаться.
– А вы-то поднимались потом?
– «Вы-то». Мирно все потом шло, а к чему себя попусту к небу цеплять? Хоть и не от меня это все, а теперь-то я так думаю. Час настанет, так и подымусь, куда денусь. Жила, привыкла, не удивлялась, да и вообще ни разу не помню, чтоб другого желала, чем то, что пришло. Старший-то мой с тех пор мне во всем помогал. Так вот прожили мы жизнь.
– А теперь они где?
– Да кто где. Приедут вот, раз так. Да лучше б не ехали.
– А муж?
– Помер. Какое мне потом было небо. Ты вон там, на столе, траву возьми, насыпь по углам, как придешь.
Притолока низкая, взялась рукой – порог переступить. Окликает.
– Ты, если что, не тушуйся. Подняться не секрет, стоять работа. И навестила ты меня не ради клеща. А клещ отгниет.
Дорога обратная в растекшемся мареве, день раскрывается обещаниями. Иду, словно подарок несу. Рада, что руки пусты, в кармане пучок травы. Разве что не припомню, когда о клеще рассказывала. Порой язык так и бредет впереди памяти.
Маленький город неподалеку празднует свой день. Вот где Россия спешит показать свою удаль! Мы с гостями, нас снова много, и все молодежь. Не пойти ли на праздник?
А там гармонь не гармонь, сарафаны один другого краше. Ладно молодые, даже мы плясать, даром что возраст.
Вдруг ливень. Что за невозможное лето! Град летит отвесно, молотит, подскакивает, а в небе солнце, значит, можно под дерево, раз не гроза.
Жмется к животу теплом своим чей-то ребенок, так, что живот горит. Встаю покрепче, сутулюсь, как крышей закрываю спиной. Пять минут ливня, а мы насквозь, и снова музыка, песни, пляски. Вон там по луже топчет ногой, выдает «камаринского» мужик.
– Тебя зовут-то как?
Смотрит на меня снизу, улыбается. Называет мое имя.
Вот, думаю, прижмешь дитя пришлое, животу и тепло.
Девочка отстает, поднимает голову, глаза синего синей.
– Спасибо, я из-за вас не вымокла!
И по мокрой траве к отцу. Бежит, а брызги и комья земли из-под ног на голову.
– Почему тут так хорошо, так по-родному? А в больших городах хоть и пляшут, а все не так.
– Потому что тут нет никого случайного. Или жители местные, или как мы, знают, куда приехали.
Вот оно, лицо российской глубинки. Смотри и радуйся.
Наши насквозь мокрые дети хотят кататься на лошадях. Вынимают сухие кофты из сумок, вытирают ими не себя – лошадиные седла. У всех лица – как это солнце в грозу, а один отжимает воду из майки. Снял и крутит, а мышцы на спине играют. Смеется.
Тут у царских палат выбирай себе костюмы богатые. Сколько хочешь ходи, красуйся. И снова мы все вместе, и царь-то у нас, и царица, и царевен молодых выводок. Смотрю, красота. Все мои. Наши.
Держава.
Дома