и рассказывала им, как сильно их любит. Не ложилась допоздна и делала эскизы татуировок, которые помогли бы ей преодолеть зазор между девушкой-соседкой и прожженной стриптизеркой. Она хотела, чтобы над грудью у нее красовался мотоциклетный двигатель: пусть знают парни, какую великолепную поездку она дарует, и не беда, что в свои семнадцать она, как это ни трогательно, была последней девственницей в классе.
Крохотные сувенирные бутылочки джина вообще ничего собой не представляли. Джином она всего лишь запивала экстази.
– Что хочешь, то и думай, – сказала Вик. – Мне по фигу.
– Полагаю, мне надо быть благодарной, что ты хотя бы предохраняешься. А принесешь в подоле, не жди, чтобы я тебе помогала. Меня такой ребенок вообще никак не будет касаться. Как и ты сама.
Вик хотела было сказать ей, что это прекрасный аргумент, чтобы как можно скорее забеременеть, но вышло совсем другое:
– Я с ним не спала.
– А вот и врешь. 4 сентября. Я думала, что ты ночевала у Виллы. А в твоем дневнике говорится…
– Так ты что, совала нос в мой чертов дневник? – вскричала, едва не возопила, Вик.
– …что ты спала с Крейгом всю ночь напролет в первый раз в жизни. Думаешь, я не знаю, что это значит?
А это значило, что они спали вместе… в одежде, под одеялом, на подвальном этаже у Виллы, вместе с еще шестью друзьями. Но, когда она проснулась, он лежал, прильнув к ней сзади, обхватив ее за талию и дыша ей в затылок, и она подумала: «Пожалуйста, не просыпайся», и несколько мгновений испытывала такое счастье, что едва могла его вынести.
– Да, мама. Это означает, что мы трахались, – мягко сказала Вик. – Потому что мне надоело сосать его перец. Не вижу в этом ничего особенного.
Те немногие краски, что оставались в лице матери, улетучились.
– Я буду держать твои личные вещи под замком, – сказала она. – Но если ты последуешь новой программе…
– Это вот так ты делала, если тебя разочаровывал папа? Запирала не несколько месяцев свою киску, чтобы посмотреть, справится ли он с новой программой?
– Уж поверь, будь у меня в доме пояс целомудрия, я бы тебя заставила его носить, – сказала мать. – Шалава мелкая, с грязным языком!
Вик рассмеялась, и это прозвучало дико и мучительно.
– Какая же ты внутри уродка, – сказала она – это были самые злобные слова, которые пришли ей в голову. – Я ухожу.
– Уйдешь – имей в виду: дверь будет заперта, когда явишься обратно, – сказала мать, но Вик не слушала, уже направляясь к двери спальни.
Она шла пешком.
Дождь, смешанный с мелким снегом, просачивался сквозь ее военно-морскую куртку и покрывал ей волосы хрустящей ледяной коркой.
Отец со своей подругой жили в Дареме, штат Нью-Гемпшир, и до них можно было добраться с помощью MBTA[48] – доехать на поезде до Северной станции, а затем пересесть на «Амтрак», – но все это стоило кучу денег, которых у Вик не было.
Тем не менее