царит сейчас на планете, было бы крайне неосмотрительно и нецелесообразно.
Системы боевой маскировки на «Серафиме» были, но вот в том-то и проблема, что маскировка была боевой. Корабль мог лавировать между звёзд, уходя от неприятеля, прячась во фракталах космической пыли, мог даже принять какой-никакой бой – всё-таки транспортник – это не крейсер и не эсминец, хотя, судя по всплывшим в сознании Авеля воспоминаниям, первоначальная структура корабля была ориентирована на атаку целых планет-колоний, – но замаскироваться в пятнадцатикилометровой траншее полуторакилометровому змею было довольно проблематично.
Авель, пошатываясь от опьянения земным воздухом, поднялся на ноги и почувствовал, что он уже не один.
У кромки леса, у самого подножия исполинских деревьев, толпились с десяток бронированных тварей, похожих на крупных ящеров с тонкими извивающимися хвостами. Они не шевелились, уставившись на пришельца без особого интереса или эмоций. Просто стояли и смотрели, как смотрят сонные начальники на своих подчинённых, занятых рутиной.
Авель расправил плечи и внутренне подобрался.
Это могла оказаться агрессивно настроенная враждебная фауна, типа древних львов или медведей. А могла оказаться целая новая разумная цивилизация, способная посчитать какие-либо действия незваного гостя оскорбительными и даже возмутительными, о чём не замедлит известить всех своих представителей. Следовало быть предельно аккуратным.
Неторопливо и без суеты Авель опустился на землю и сел таким образом, чтобы уровень его взгляда был не ниже и не выше роста одного из местных представителей. Взгляд он опустил к земле, однако продолжал видеть обитателей леса верхним зрением.
Оставаясь в таком положении, он громко и отчётливо произнёс, насытив голос доброжелательностью и уверенностью: «Айо!»
При звуках его голоса несколько ящеров развернулись и ушли в лес, потеряв малейший интерес. Остался лишь один. Он подошёл к Авелю ближе, и Авель смог рассмотреть зверька детальнее.
Строение мордочки и ушей выдавало в существе семейство кошачьих, однако вместо шерсти по всему телу располагались с виду тяжёлые хитиновые пластины. Тугие лапки с четырьмя острыми когтями врезались в почву, оставляя в ней характерные отпечатки. Когда Ящер приблизился, выйдя на освещённую солнцем поверхность, цвет его пластин заметно сменился с мятно-леденцового на серо-бурый. Две широкие пластины, соединяющиеся в некое подобие маски, сквозь щели которой сверкали янтарные глаза с узкими зрачками, зашевелились, будто Ящер принюхивался к человеку. Быть может, он что-то сказал, однако Авель не услышал ни звука.
Авель осторожно протянул к существу открытую ладонь. Утешительной стала бы реакция, когда животное послушно утыкается в протянутую руку и позволяет себя погладить и почесать за ушком. Но Ящер уставился на руку так, будто это была самая невыразимо скучная и тошнотворная вещь на свете, способная вызвать