ты же знаешь, как мало получают секретари и как дорого в наше время стоит красивая внешность.
И он помогал ей деньгами. О, конечно, он помогал! По меньшей мере, половина каждой его зарплаты уходила на их гуляния и эту, периодическую, «помощь».
Ладно, что уж теперь, думал Гендальев, это всего лишь деньги.
Как-то раз, он случайно узнал о стоимости услуг в салоне красоты, в который ходила Соня и ужаснулся. Цены были гораздо выше, чем вся его ничтожная зарплата. Не нужно было быть математиком, чтобы прикинуть к носу и понять: она, ну никак не могла себе этого позволить, даже со всеми этими вкладами со стороны «любимого».
Она ответила ему на это так:
– А что же ты думаешь? Я вся в кредитах! Или, по-твоему, я должна выглядеть как бабка, или бесполезная лохудра? – она надула губки и рассержено продолжила. – Если тебя что-то не устраивает, Гендальев, я тебя вообще не держу, знаешь ли! Вон, таких как ты, полная улица.
– Что ты, что ты, солнышко! – бормотал Гендальев. – Да нет же, я просто… если тебе это не нравится, я обещаю больше не спрашивать! Обещаю!
– Ко мне завтра должна приехать мама, и если хочешь извиниться, как положено, можешь купить продуктов для нашего стола. Или лучше просто дать денег.
– О, конечно, Сонечка, конечно, – говорил он и отдавал последние деньги.
– И это всё? И что мне на это купить? Гречку и молоко? – недовольно ворчала Соня Щёчкина, но деньги, тем не менее, брала.
Если бы кто-то спросил тогда Виктора, что именно он ценит в Соне, он бы, скорее всего, затруднился точно ответить. Он сказал бы нечто вроде: я просто люблю её и всё. Ну, или там: сердцу не прикажешь, или что-то ещё в таком духе.
На самом деле любви там никакой не было, лишь необузданное сексуальное влечение, вкупе с голоданием в той же области. Насколько сильно способен опуститься мужчина, в своей поломанной, искалеченной психическими травмами жизни, известно одному богу. И, что тут скажешь, случай Гендальева, был далеко не самым тяжким.
Он часто звонил ей по вечерам и слышал длинные гудки, а иногда и вовсе голос автоответчика. Что делала София Щёчкина в такие моменты, он не знал, но всегда отчаянно беспокоился и ревновал. Позже она перезванивала ему и начинала диалог с контратаки: мол, зачем он ей названивал, она же говорила ему, что поедет к маме/папе/бабушке. Что у неё дел по горло и что директор завалил её работой.
Заканчивался подобный разговор всегда одним и тем же: Гендальев извинялся за свою назойливость и оправдывался тем, что очень её любит и беспокоится.
Однажды он задержался на работе по просьбе Миланы. Её нагрузил бумагами Полуоткатов, и ей требовалась помощь. Виктор никогда не отказывал своей старшей сотруднице, тем более близились его первые самостоятельные походы в суды и он рассчитывал, что начнёт он под надзором Миланы. Уж очень ему представлялись страшными эти самые суды.
В тот день Милана дала ему документы и сказала сходить подписать.
– Но директора ведь уже нет? – удивился Гендальев.
– Нет,