Она зачахнет, как цветок зимой.
– Давно она потеряла аппетит?
– С праздника начала весны. – Олива недовольно покосилась на Эду. – Придай ей достойный вид. Отец рассердится, если решит, что мы плохо кормим его дитя.
– Она не заболела?
– Я умею распознать болезнь, госпожа.
Эда незаметно улыбнулась:
– А любовную болезнь?
Олива поджала губы:
– Она фрейлина. Я не потерплю сплетен в девичьей.
– Прости, моя госпожа. Я пошутила.
– Ты камеристка королевы Сабран, а не шут при ней!
Фыркнув носом, Олива достала отглаженное под прессом платье и отдала ей. Эда с поклоном ретировалась.
В глубине души она терпеть не могла эту женщину. Четыре года в должности фрейлины были самыми несчастными в ее жизни. Несмотря на публичное обращение в Шесть Добродетелей, ее верность роду Беретнет подвергалась сомнению.
Она вспомнила, как, лежа на жесткой кровати в девичьей, она слушала болтовню соседок, обсуждавших ее южный выговор и ересь, которую Эда, должно быть, исповедовала в Эрсире. Олива никогда ни словом не останавливала их. Эда понимала, что это пройдет, но насмешки больно ранили ее гордость. Когда освободилось место личной камеристки, матрона с радостью сбыла ее с рук. Теперь Эда, вместо того чтобы танцевать для королевы, меняла ей воду для умывания и прибирала королевские покои. У нее была собственная комнатка и жалованье выше прежнего.
Трюд в девичьей уже надела свежую сорочку. Эда помогла ей с корсетом и летним подъюбником, затем одела в черное шелковое платье с рукавами-буф и кружевными вставками. Брошь со щитом ее покровителя, рыцаря Доблести, блестела у сердца. Все дети стран Добродетели в двенадцать лет выбирали себе рыцаря-покровителя.
Эда тоже носила такую брошь. Пшеничный колос, эмблему Щедрости. Она получила ее при обращении.
– Госпожа Эда, – обратилась к ней Трюд, – другие фрейлины говорят, что ты еретичка.
– Я не пропускаю молений в святилище, – ответила Эда, – в отличие от некоторых фрейлин.
Трюд всмотрелась в ее лицо.
– А Эда Дариан – твое настоящее имя? – вдруг спросила она. – По-моему, звучит не по-эрсирски.
Эда взяла в руки золотую ленточку:
– Так ты и эрсирский знаешь, благородная госпожа?
– Нет, но я читала историю этой страны.
– Чтение, – отшутилась Эда, – опасное времяпрепровождение.
Трюд остро взглянула на нее:
– Ты надо мной смеешься.
– Ничуть. В сказках великая сила.
– В каждой сказке есть зерно истины, – сказала Трюд. – Под иносказаниями они скрывают знания.
– И я надеюсь, что ты обратишь свои познания во благо. – Эда пальцами расчесала ее рыжие кудри. – Что до твоего вопроса – нет, это не настоящее мое имя.
– Я так и думала. А какое настоящее?
Отделив два локона, Эда переплела их ленточкой.
– Здесь его никто не слышал.
– Даже ее величество? – подняла брови Трюд.
– Даже она. –