сказал Клембог и выбрался на площадку первым.
Холодный ветер растрепал волосы.
Дрова для костра в небольшом углублении, несколько глиняных плошек, деревянный шит с упором.
Капля высунула голову.
– Подайте руку, – сердито попросила она.
Гауф наклонился.
– Пожалуйста.
Капля оказалась легкой, уцепилась за предплечье двумя руками, и Клембог почти без усилия вытянул ее на площадку. Босые ступни коснулись камня.
– Ой, холодно! – сказала Капля, пританцовывая.
– Вот, – Ольбрум снизу подал две серых накидки. – Кеюм, ты тоже надень.
– Спасибо.
Капля тут же закуталась в накидку, осторожно ступая, подошла к самым зубцам, перегнулась, посмотрела вниз. Передернула плечами – высоко. Серо-черная осыпь завивалась у подножия Башни, правее – излучина реки огибала высокий утес.
– Кеюм, – позвал Ольбрум.
– Что? – спросил гауф.
– Ты надел?
– Отстань.
– Не отстану.
Старый цольмер, покряхтывая, выполз наружу. Он вырвал из рук Клембога вторую накидку и, бурча под нос, упаковал гауфа в шерстяную ткань, стянув края накидки крючками. Клембог покосился, но промолчал.
– А если я прыгну, я не разобьюсь? – обернулась к ним Капля.
– Нет, – сказал Ольбрум.
– Все равно страшно.
– Ты лучше скажи, что за слово такое – «спасибо»?
– Спасибо? – Капля смущенно улыбнулась. – Не знаю. А вы как говорите?
– Мы говорим: «Живи долго» или «Живи счастливо».
– Наверное, откуда-то еще взяла, я не помню, – легкомысленно ответила Капля. – Кажется, это тоже пожелание. Чтобы вас спасли боги.
Клембог крякнул.
– Боги давно уже никого не могут спасти.
– Здесь красиво, – сказала Капля, выпрямляясь. – Ваш мир правда умирает?
– Смотри, – подступил к ней гауф и показал рукой. – Это были мои земли.
Под рукой Клембога, окаймленная с северо-запада горным кряжем, лежала долина, усыпанная домишками, веселыми квадратиками полей и неровными кудрями леса. На холме стояла небольшая крепость. Речные рукава, расходящиеся от излучины, двумя блескучими лентами бежали по краю, истыканные мостками и причалами.
И все было фиолетовое. Где больше, где меньше.
– И что? – спросила Капля.
– Ничего этого уже нет, – сказал Клембог. – Это останки, морок. Нифель.
– Нифель?
– Там, где совсем темно, видишь?
Гауф ткнул пальцем вглубь долины, в одетую фиолетовыми проблесками тьму. Она, как тень, лежала на склонах, поднявшись и застыв у горных вершин. Капля привстала на цыпочки и вытянула шею. Сморщила нос.
– Это что?
– Это и есть нифель. Тьма. Ничто. Конец.
– Раньше, – опускаясь на короткую лавку и пряча руки в рукавах, сказал Ольбрум, – там стояла Вторая Башня.
– Совсем темно, – сказала Капля.
– А вот здесь, – грубо развернул ее Клембог, –