и в быту. И дом срубить не такой, как у всех, и рыбу поймать там, где у других никак не ловится.
Мой друг Соколовский многим, недостаточно его знавшим, тоже не нравился и, похоже, внешне даже по делу. Но какой был конструктор, какой «свинтопрулист» в работе и в компании! Будучи смертельно больным упросил нас вопреки врачебному запрету принять его на работу с гарантией, что он уйдет сразу же, как только признает свою несостоятельность, и сделал так буквально за месяц до смерти. Что нам сохранить в памяти – его грехи или дела?
А вот, в наше время, молодой талантливый конструктор А. Ласточкин. Один из первых освоил вычислительную технику, первый нарисовал на машине проект стана. И опять – черт возьми! В дни известной антиалкогольной кампании попал в вытрезвитель, как-то был лишен водительских прав не то за выезд без них, не то еще за что-то в этом роде. Но теперь уже общество созрело для того, чтобы с удовольствием копаться в чужом грязном белье. Состоялись, как будто он не был наказан по закону, унизительные разбирательства с обсуждениями и надлежащими выводами. Сейчас Ласточкин пишет своим друзьям из дальнего зарубежья. «Недостойное», с моих возрастных позиций, поведение молодых людей (как «плохих», так и «хороших») – есть прямое следствие казенно-бюрократической системы со всем ее враньем и демагогией, особенно последних лет Советов. И если бы мы в такие же лета очутились в подобной обстановке, то натворили бы, наверное, ничуть не меньше, ибо то, что испытали они, думающие и трезво оценивающие жизнь – трудно представить. Для этого надо быть молодым.
Для меня лично 1977 год – светлый луч, пробившийся сквозь щель приоткрытой двери в конце длинного темного коридора. Прижатая обвальным потоком пустой породы, она была сдвинута под воздействием мощной фигуры Ельцина и других неравнодушных, сохранивших в себе заряд энергии и чисто человеческую страсть.
ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА
Примерно в такой обстановке проектировались и строились нами в те годы установки непрерывной разливки стали и другие объекты.
Работа шла с большим нервным напряжением и главные усилия ее творцов тратились на споры, взаимные обвинения и защиту от них. Царила атмосфера недоверия и неуважительного отношения к главным действующим лицам. Контролер же любого ранга на две головы ниже любого из исполнителей занимал барское положение. Его устраивали в обкомовские и директорские особняки. На встречу он приезжал холеным, свежевыбритым, наодеколоненным и сытым. Иногда, по случаю, мне удавалось попасть в подобные хоромы с обслугой, персональным столом, прочими приятными атрибутами и тогда я понимал, какое они имели значение для собственного самоутверждения. На совещание являлся с гордо поднятой головой, чувствовал себя на равных и обращал в должную веру чиновника много легче и быстрее.
Государственная машина начала ржаветь, скрипеть и ломаться. Пересмотр взглядов на социализм и его главные принципы стал уделом не только бунтарей – одиночек,