к весу, утонул в депрессухе и спровоцировал астму на нервной почве – это не в счет. Хотя, собственно, с астмы всё и началось.
Алекса подперла лицо ладонями. Глаза налились слезами, изображение помутнело… И вдруг, Алекса подскочила и опрокинула бутыль с ТАХОИНОМ4. Через призму слез стал отчетливо виден второй, стереоскопический слой, наложенный поверх домашнего видео. Девушка протерла глаза, со слезами исчезло и наложенное изображение. На экране вновь были только она, её родители и собака. Алекса откинулась в кресло, при этом ногой вляпалась в разлившийся тахоин. Она подняла бутылку и вылила остатки напитка в рот. В этот момент, через стекло бутылки, как раньше через слезы, Алекса увидела наложенное стереоизображение.
Из ступора Алексу вывел не мерцающий сигнал тревоги и не резкий писк ласты, а Юрий, трясущий её за плечи.
– Вставай, девочка, ты что уснула?
Алекса открыла глаза, Юра продолжал её трести.
– Ты в порядке? Очнулась?
– Да, да! Что случилось?
– Тревога!
– Как!? Почему!?
– СКРАБСЫ5 вышли на наш форватер!
Алекса тряхнула головой, предвинула ШЛЕМОКАПСУЛУ6.
– Второй пилот в деле. Принимаю управление.
– Всё в порядке, красотка? – услышала она голос Янека, – Как ты?
– В порядке, работаем.
Алекса взмахом руки развернула панорамные мониторы.
На главной площади Ватикана замерла многотысячная толпа. Конклав вот-вот должен вынести свой вердикт. Все взоры устремлены на трубу Сикстинской Капеллы. Люди крестятся, нервно перебирают пальцами, губы скороговоркой произносят молитвы, напряжение звенит и нарастает.
Внутри, под сводами, расписаными Леонардо Да Винчи, распахивается высоченная дубовая дверь. Кардиналы склоняют головы перед новоизбранным папой, Бенедиктом шестнадцатым. Новоиспеченный понтифик быстрым шагом проходит сквозь толпу в красных мантиях.
Вперед с поклоном выходит камерарий:
– Ваше первосвятейшество, вам нужно пройти в красную комнату плача, а затем выйти на лоджию…
Его оборвал страшный, оглушаюший рёв толпы с площади. Из трубы над Сикстинской капеллой взмылся белый дым. Кардиналы заткнули уши. Канделябры и рамы старинных картин начали ужасающе вибрировать. Из распахнувшегося витража, прямо к ногам самого папы упали несколько цветных стекол.
Бенедикт раздражённо отпихнул стекляшки носком туфли.
– Хватит! Какая к чертям лоджия?!
Не столько от шума, сколько от слов папы кардиналы столбенеют, не в силах даже перекреститься. Десятки пар глаз в ужасе таращатся на понтифика. Камерарий роняет большой старинный колокольчик и бухается на пухлую задницу.
– Ваше первосвятейшество, на центральную лоджию базилики Собора Святого Петра.
– Хватит я сказал!
– Но это благословение. Кардинал-дьякон уже объявил нового папу римского, вы должны благословить город и мир…
– Благословение? Быстро ко мне в кабинет всех, кто хоть что-то знает про эту новую заразу!
– Какой