и косметику. Помню партийное собрание, комсомольское собрание, гнусные речи осуждения, особенно из уст тех, от кого их меньше всего ожидал, потупленные глаза однокурсников, одетых в те самые пресловутые джинсы, мамин стресс и валидол по утрам. Наша стерва отстояла меня. Я был наказан по всем возможным и невозможным линиям, я был подвергнут самому жестокому и мерзкому остракизму. Но из института не вылетел. Благодаря нашей Курице.
Я не могу стереть из памяти букет роз, который вручал ей на подвернувшееся на тот момент 8 марта. Помню, что стыдился этого роскошного колючего букета; боялся и не знал, возьмёт ли она его вообще.
Она взяла. Но пересказав мне при этом по новой все партсобрания, наговорила столько интеллигентских гадостей, что я готов был сквозь землю провалиться. После встречи с ней я испытывал только чувство облегчения, что избавился от этого дорогущего веника. И в то же время понимал, что она вытащила меня из пропасти, из ямы; спасла судьбу, а может быть, и жизнь. Если бы не она, получил бы я автомат, надел бы сапоги и улетел куда-нибудь под Кандагар. А там – как судьба…
Говорить гадости она умела. Сверхинтеллигентная «брань», отборные, нашпигованные латынью, суперинтеллектуальные фразы.
Она произносила их спокойно, рассудительно, с каким-то садистским достоинством, заумным языком. По сути своей эти учёные слова были злы и хлёстки, эффект имели жуткий.
Помню, как я вместе со всеми заорал «ура!», когда во время сессии нам сообщили, что она слегла в больницу. (Это было задолго до моего падения и последующего спасения). На экзаменах она зверствовала по полной программе. Особенно не жаловала наших бедных девочек. Косметика, украшения, модные шмотки действовали на неё, как красная тряпка на быка. От маникюра и запаха духов она буквально сатанела. Студентки, шмыгая распухшими носами, пачками вылетали из аудитории, где уважаемая Маргарита Яковлевна принимала экзамен. Монашеский вид, зализанные и скатанные в пучок волосы, тёмные круги под глазами – это она ещё переносила. К парням она была чуть терпимее, но только чуть-чуть, самую малость. Сдать философию Маргарите Яковлевне с первого раза считалось подвигом.
Как мы радовались, когда спихивали этот злосчастный предмет аспирантке Людочке. Мы сдали его все и с первого раза. И на радостях забыли навестить курицу в больнице. У нас была сессия, нам было не до этого.
Теперь же я увидел действительно старуху с худым, обтянутым сморщенной кожей лицом, в нелепой шляпке и старомодной одежде, ещё довольно бодро ковыляющую вдоль дороги с сумкой в руках. В целом она имела достаточно благообразный вид. В городе я бы и не заметил её. Но здесь на пустой дачной улице она была на виду.
Я мигом вспомнил самый дешёвый батон, который она в первую нашу «встречу» положила в корзину, кусок сыра, отправленный ею после долгого разглядывания ценника на полку.
Тогда я проехал мимо на свою стройку, но в зеркало заднего вида заметил и запомнил