ничем, тот станет всем. А насчет женитьбы… кто за меня старого, морщинистого, кривого и горбатого замуж пойдет? – спросил Иван Павлович и смахнул слезу.
– Пойдет, еще, как пойдет! Ты теперь опер – большой человек. Рекомендую тебе создать оперативный дивизион. Меня назначь замом, мы всех сельских буржуев переколошматим.
– Я еще и командир истребительного отряда, и ты будешь в моей команде. Скоро к нам из НКВД офицер прибудет.
– А что такое НКВД?
– А шут его знает, – пожал плечами горбун. – Видать какое—то партийное направление, а может, и отдел какой—то. Не знаю, а врать не хочу, не в моей натуре.
– А мы можем в это, ихнее НКВД вступить?
– Наверное, можем, только погодить надо немного. Я побуду опером месяц—другой, дослужусь до этого НКВД, а потом и тебя туда впечатаю. Ты, Андрюха, потерпи, малость. Я, вон, сколько терпел и томился в ожидании, и видишь, дождался—таки. Недаром говорят: просите – дастся вам.
– Так это же из священного писания, а ты в Бога не веришь, ты же член партии. А у партии – свой Бог, даже два. Это Ленин и Сталин. Говорят, он грузин, это правда?
– Истинная правда. Ленин – жид, а Сталин грузин. Оба гении.
– Ленин велел стрелять. Вот и мы будем стрелять всех подряд, восторженно говорил Вошканюк.
– Ты Вошка не очень—то. Патроны на улице не валяются. И потом это НКВД не даст такого согласия. Нам селян надо не стрелять, а заставить их выполнять волю партии, трудиться на благо народа бесплатно, всю землю, весь скот, весь инструмент отдать обчеству, остаться самим с голым задом и считать себя самыми счастливыми в мире.
– Экий ты грамотный стал, Иван Павлович. Это тебе партия такую грамотность всучила?
– Она, родная.
Уполномоченный НКВД
1
Внедрить большевистское крепостное право в сельской местности в западной области, оккупированной до Второй мировой войны венграми, партийным бонзам было легко и просто. У них уже был опыт на огромных просторах России и Украины в 30—е годы. Только там применялись более жесткие, более бесчеловечные меры. И понятно почему. В тридцатые годы еще не выветрился дух Ленина, кровавого дегенерата, с короткими ножками и задранной кверху бородкой. Он, как известно, требовал не только расстрелов, но и жестоких пыток. Достаточно вспомнить его родную сестру по крови Землячку, которая не просто убивала безвинных мирных граждан в Крыму, но кидала в море живых со связанными руками и ногами, за что получила от Ленина орден. И похоронили убийцу в юбке в Кремлевской стене.
А Закарпатские крестьяне практически не оказывали сопротивления? они почти с поднятыми руками, принимали крепостное право.
Конечно, крестьяне тяжело расставались с землей: они на ней родились, поливали ее потом и кровью, и добровольно не расстанутся, потому, что без кусочка земли под посадку картошки, без коровенки летом, они не мыслят себе жизни. Этот уклад, иезуитский названный коммуняками