на все неадекватная. Вообще, и людей-то, если честно, бояться начинаешь, своих некогда милых-добрых сотрудников, особенно женщин. «Давить их всех надо, проклятых этих сепаратистов!» – только и слышно злобное шипение из всех углов….
В общем, нагоняю я Федора Иосифовича в коридоре и говорю: «Я вам вчера еще позвонить порывался, да передумал потом, на ночь-то глядя. Думаю, у самого сердце не на месте, так и вас еще во все это втягивать!» А он стоит у окна, моргает, изумленно на меня так поглядывает, вроде как не понимает, о чем это я вообще. Ну, я ему опять свое: Одесса, мол, так и так, людей там забивали по-зверски, а потом сожгли сотню заживо! И ввернул еще: «Теперь-то вы поняли, наконец, от какого кошмара оградили себя крымчане своим мартовским референдумом?»
– Ну да, ну да, конечно, – отвечает растерянно Федор Иосифович.
У нас с ним перепалка словесная в марте случилась на фоне крымских событий.
– Так а что там, в Одессе? Что ты так разволновался-то, дружок? Ну, загорелся случайно Дом профсоюзов, ну обгорело несколько человек, понятное дело… Но это же не майдан, когда сто с лишним человек погибли!
И тут меня накрыло с головой: не знаю уж, что я ему сказал, и сказал ли вообще что-то. Только смотрел и смотрел, и не верил: тот ли это Федор Иосифович. Что произошло с людьми? И где вообще те милые-добрые люди, киевляне, которых я знал раньше, уважал и любил? Потом махнул рукой, не в силах что-либо вообще говорить больше, да и пошел к себе на рабочее место. Напоследок попросил только, чтоб разговор этот между нами остался.
Как же – между нами! Весь апофеоз как раз в том и заключается, что «настучал» старик молодому нашему редактору – слил, в общем, меня со всеми, значит, потрохами вперемешку со слюнями и слезами.
Уже в конце дня, когда я более-менее успокоился уже, тупо вперившись в монитор компьютера и кое-как вычитывая редакционные тексты, – заходит в нашу комнату редактор, садится вальяжно напротив меня и начинает издалека: как, мол, семья и дети, все ли здоровы, всё ли в порядке? Как вообще жизнь?
Я сразу смекнул, в чем дело, и бухнул ему прямо:
– Я ничего, в порядке. Федор Иосифович, что ли, накапал? Так забудь!
В общем, повоспитывал меня парень, тридцать с хвостиком лет всего от роду, посоветовал побольше гулять и меньше смотреть новости, особенно российские. И не реагировать вообще так остро на политику!
Я, в общем-то, умею себя в кулак зажать – в таких вот особенно случаях. Офицер как-никак. Хоть и бывший. Но тут опять не сдержался и резанул прямо в глаза своему юному начальнику глядя:
– Может, мне еще посмеяться по этому поводу?
А сам чувствую, волна эта чертова, горячая, на меня снова накатывает. Но держусь изо всех сил. А тот посмотрел на меня внимательно и говорит:
– Иди-ка, домой сегодня пораньше. А может, к врачу еще заглянешь по дороге?
И при этом все в глаза мне заглянуть норовит.
Взял