в горло, и он ее проглотил. Эстле Амитаче все это время пребывала в неподвижности, внимательно за ним следя,– и только грудь слегка поднималась в спокойном дыхании, над темным соском остался влажный след от снятого лепестка.
– Я и не знал, что ты кристианка,– отозвался Ньютэ, чтобы разбить форму внезапной интимности эстлоса Бербелека и эстле Амитаче; остальных оная погружала в неловкое молчание. Риттер указал на ожерелье Шулимы с серебряным крестом.
– Ах, нет.– Та приподняла кулон, будто увидав его впервые.– Это ломаный крест. Уже за тысячи лет до Александра его использовали в магии и обрядах.
Как всегда, слыша ее голос, господин Бербелек пытался разобрать акцент Шулимы. Ее окский был мягок, с растянутыми гласными и появляющимся время от времени придыханием – точно она говорила сама с собой, и говорила скрытно, понизив голос, чтобы не услышали остальные. Человеку приходилось поневоле нагибаться к ней, клонить голову.
– Интересуешься, эстле, древними культами? – вмешался господин Бербелек, чтобы поддержать разговор.
Шулима глянула на него по-над веером.
– Это все еще опасное дело,– сказала она.
– Опасное?
– Старые боги так просто не уходят,– заметил Ихмет Зайдар.– Поэтому кажется, что они были более… истинными.
– Кровь козла и вой на Луну,– проворчал с презрением Кристофф.
Эстле Амитаче громко вздохнула.
– Нам и вправду нужно говорить об этом сейчас? Мы ведь пришли развлекаться, а не вести религиозные диспуты.
– Красота всегда притягивает взор,– усмехнулся господин Бербелек, кивнув на серебряный гаммадион в ложбинке меж грудей эстле.
– Жаль,– просопел эстлос Ньютэ.– Я на миг понадеялся, что встретил сестру по вере. Но ведь должна быть некая причина, отчего ты выбрала такой крест, эстле, раз уж знаешь о его происхождении.
– А разве вкус – причина для выбора религии? Без обид, но я не смогла бы так носиться с изображением орудия пытки, в этом скрыто некое извращение.
– Хо-хо-хо, я этого так не оставлю! – замахал руками риттер иерусалимский.– Такие суждения оглашают те, кто о самой религии знает мало и лишь повторяет, что услышал, се возникает, как возникают сплетни, из ничего, из совпадений случайных слов, неглубоких отсылок, из мутной формы. Что ты вообще знаешь о Кристосе, эстле?
– М-м-м… еврейский кратистос четвертого века александрийской, еще из диких кратистосов, одержимый местным еврейским культом, приговорен к распятию по политическому делу, сумел втянуть под свою Форму множество евреев. Будто бы не умер на кресте, удержал тело. Что еще? Кажется, приписывал себе какое-то родство с Богом.
– Сыном был и есть, Его сыном.
– Никогда не одаряла большим уважением тех богов,– произнесла с легкой иронической улыбкой Шулима,– у которых и тело, и амбиции, вожделение и комплексы, враги, друзья и любовницы, дюжины детей, всё человеческое. Стократ человеческое не равняется божественному.
– Это