ему нравились сверкающие чистотой поезда, которые при подходе к станции Фельдхаус оглушительно скрипели тормозами. Из вагонов выходили пассажиры, в большинстве своем одетые по-летнему. Александр, медленно прогуливающийся по перрону, иногда пристальным взглядом провожал молодых девушек, которые словно стрекозы, легко спрыгивали с подножек вагонов и тотчас же растворялись в многоликой толпе. Александру было не по себе, когда он видел красивых и стройных немок. Чернов, заметив пожирающие взгляды верзилы, специально его злил:
– Завтра скажу начмеду, чтобы он тебе один большой конец отрезал, а то мне еще влетит за разврат молодого салаги… Ты меня слышишь, Санька?
Санька, конечно, все это слышал, но не реагировал. Салаге уж больно сильно нравились некоторые немочки, за которыми ему хотелось ухлестнуть. Ему сейчас даже казалось, что они и сами от него без ума. Однако в голову солдата через несколько мгновений приходили другие мысли, притом довольно страшные. Он на миг представлял суровое лицо ротного командира и его талмуд, в котором стояла подпись стрелка-зенитчика, что он проинструктирован о примерном поведении в период пребывания в немецком городе. За плохие дела виновного по голове не погладят…
Вдохнув глоток гражданской жизни и «понюхав» женский запах, самовольщики направились к реке. Чернов, как и Кузнецов, впервые в своей жизни намеревался ловить рыбу и естественно никакого понятия не имел в этом «ремесле». Друзья, дабы не «засветиться» перед военными патрулями, выбрали место на изгибе Эльбы, где было больше кустарников. Затем они неспеша расстелили на берегу солдатское одеяло и разделись. Увидев добротные плавки на своем наставнике, Кузнецов как можно повыше закатал свои черные солдатские трусы. Николай, так звали прапорщика, в ответ на это только улыбнулся и пошел закидывать удочку. Начинающие рыболовы просидели на берегу больше часа, рыба не ловилась. Александр начал нервничать. Ему не верилось в то, что в этот солнечный день, да еще в немецкой реке не будет ловиться рыба. Из разговора офицеров своей роты, да и батальона, солдат знал о том, что в Эльбе есть много рыбы. Прошел еще час. Рыба клевала, но поймать ее на крючок никак не удавалось. Никто из рыболовов не возмущался, каждый грешил на свою неопытность. Свидетельством этому явился мальчишка-немец, который сидел неподалеку от них и на зависть взрослым довольно часто вытаскивал из воды рыбу.
Прошел еще час, улова все не было. Такой «успех» в конце концов разозлил Чернова и он, тяжко вздохнув, смиренно произнес:
– Кузнецов, кидай эту удочку к черту лешему… Мне уже надоело насаживать червяков и тесто на крючок… Лучше пойдем в гаштедт и смочим горло… Да и у меня уже живот сводит… У тебя, наверное, тоже?
Александр на предложение Николая никак не реагировал и продолжал со злостью смотреть на удочку, которая без всякого движения лежала в воде уже минут двадцать. Не прореагировал солдат на предложение Чернова и тогда, когда тот его легонько хлопнул