поймаешь»? Серьезно? Лучше версии нет у вас? – Есеня улыбается и устало вздыхает.
– Вы опытный следователь. Вы не должны отвергать ни одну из версий, даже если с ней не согласны.
– Это не мог быть Меглин.
– Или вы смотрите на него по-другому из-за вашего травматического опыта.
– У меня не было травматического опыта.
– Вся ваша жизнь травма. Ваша мать была психически больна. Вы рано потеряли ее. Отвернулся отец, виновный в ее смерти. Вы выросли в нелюбви и одиночестве. Вы поняли, с миром что-то не так. И пошли в следователи. Появился Меглин. Одиночка. Изгой. Ровесник отца. Не скованный условностями. Творящий правосудие по своему усмотрению. Вас к нему потянуло. И вы приняли его картину мира… – Самарин говорит, ускоряясь, повышая голос. Есеня молчит, по щеке сбегает слеза, и Есеня срывается:
– Хватит!.. – Она вышла из себя, Самарин понял, что перегнул. Протягивает ей салфетку.
– Есеня. Я просто хочу помочь. Правда. Мы еще вернемся к этому. Пока – просто допустите такую возможность. Хорошо?
Есеня неохотно кивает и продолжает свой рассказ, описывая место преступления в доме Зыковой.
Полицейские машины и фургон Есени стояли во дворе ее дома. Есеня выпустила Меглина из фургона и пошла вслед за ним.
– Зыкова Зоя Анатольевна, Зеленоград, улица Заречная. С ней еще четверо! Сын, жена сына, дочь и соседка, он вразнос пошел!
– Ну а чего ему, ждать, что ли? Чего они лезли-то к нему?!
Они заходят в дом, там повсюду кровь и снуют оперативники. Меглин подходит к картине. У него дрожит рука, подер-гивается щека, он возбужден. Есеня осматривает комнаты. Труп женщины в том же положении, что и прежние жертвы. Антоныч кивает на леденец – уже в полиэтиленовом пакете на столе.
– А где?
– Остальные в ванной. – Антоныч кивает на ванную. Есеня видит на полу кровавые полосы, оставленные телами, когда убийца тащил их туда. Картина больше предыдущих. На ней изображен мальчик, который, прижав книгу к груди и защищаясь зонтиком, жмется в светлый угол – за его спиной вжались в стену плюшевый зайка, зебра с испуганными глазами, змейка – все они с ужасом вглядываются в темноту, из которой страшная фигура подняла руку, собираясь ударить мальчика.
– Почему остальных убрал, а ее оставил? – Есеня смотрит на Меглина.
– Мешали. Картину портили.
– Она – часть картины?
Меглин отошел от картины к телу и посмотрел на него, увидев дырку на месте сердца, какая-то сила одновременно отталкивает и притягивает его. Он дергает головой, лицо кривится в гримасе.
– Мама, у которой нет сердца.
От пронзившей голову судороги мигрени он вжимает голову в плечи, как от удара, и с коротким стоном выходит. Меглин добирается до фургона, упирается руками в дверь. Вспотел, его трясет. Его нагоняет Есеня.
– Как ты?
– Хреново. Голова… Дай…
– Когда закончим. – Есеня медлит,