вложение вернулось трёхкратной выгодой.
Горбачёвские перестройка и ускорение позволили Дмитрию Фомичу Сидорчуку быстро из подпольного миллионера стать одним из самых уважаемых людей города. Он открыл свой автомагазин одним из первых, потом второй, третий и вскоре подмял под себя весь автосервис области, предварительно сделав большие вложения в финансирование местной преступной группировки, а также городской и областной управы.
На личном фронте Дмитрий Фомич был не столь успешен. Нелюдимый, постоянно занятый делами, редко отдыхая он был вполне удовлетворён своей жизнью и всегда считал, что одного его для счастья вполне достаточно. Только, чем старше он становился, тем чаще стал задумываться о том, а зачем всё это.
К родителям он не ездил с тех пор, как уехал в город. Отец приезжал несколько раз, а потом стал часто болеть и не мог приезжать к сыну. Димка даже на его похороны не поехал, выслал телеграмму, что лежит в больнице и не может быть на похоронах. На той неделе у него были важные дела, он не мог себе позволить упустить выгодную сделку. Теперь, когда воспоминания об отце теребили сердце, успешный предприниматель стал выпивать, но алкоголь только сильнее теребил душу.
Тяжелее всего было в новогодние праздники, когда работа уходила в загул русской души и несколько дней вяло приходила в себя после весёлого отдыха. Дмитрий ненавидел эти дни. Он залегал, как медведь в своей берлоге, и тупо смотрел телевизор, попивал водочку и отсыпался на весь год вперёд. В эти дни совесть особенно лютовала, разрывая сердце завываниями тоски и стыда. Этот лютый зверь грыз безжалостно и больно. Сидорчук всячески отбивался, оправдывая себя, ругая систему, которая довела его до всего этого или же просто бил по острым зубам надоедливой истязательнице, отключая сознание алкоголем.
Однажды пытаясь залить тоску на сердце он выпил поллитра Смирновской водки. Боль в сердце не утихала, слёзы обожгли добротные щёки захмелевшего Сидорчука. Он уронил голову на крышку стола из карельской берёзы и стал горько плакать. Жуткая пустота и безысходность душили, хотелось кричать, биться головой о стену, вырвать неуспокаивающееся сердце, забросить его далеко-далеко. Дмитрий Фомич вскочил из-за стола и вышел на балкон, распахнув настежь дверь. Стоял морозный январь. Ледяной воздух саданул в лицо, немного взбодрив пьяного миллионера. Опершись на перила, Сидорчук стал закидывать ногу на них, но никак не мог этого сделать, теряя равновесие и падая. Во время очередной попытки слева раздался истеричный женский крик:
– Вы что сдурели? Караул! Он убиться хочет!
Дмитрий Фомич невольно посмотрел в сторону крика. На соседнем балконе стояла молодая пухленькая женщина и, выпучив испуганные глаза, громко кричала:
– Помогите! Он прыгать собрался!
– Чё орёшь, дура! Ничего я не собрался, – морозный воздух и крик соседки вернули Сидорчука к реальности. Он внимательнее посмотрел на девушку и спросил: – Что испугалась? Думала я самоубийца?