сейчас заканчивали. Они стояли улыбаясь перед фотографом, и думали, как жаль, что учёба подошла к концу. В то же время они радовались, что могут теперь ещё лучше помогать людям узнать Бога. Им не терпелось поскорее применить то, чему их здесь научили.
5. Родина
“Доколе, Господи, я буду взывать, и Ты не слышишь, буду вопиять к Тебе о насилии, и Ты не спасаешь?”(Аввакум 1:2)
Гражданская война рвала в клочья измученную голодом и людским горем страну. В Лебяжьем, как и в других, израненных жестокой междоусобицей, деревнях многострадальной России остались одни бабы, старики и детвора. Шла вторая весна страшного лихолетья. Земля парила, жадно впитывая последние проталины снега. Время пахоты и сева. Дед Силантий кряжистый мужик с пышной бородой земляного цвета, в потёртой, засаленной шубе, сплошь украшенной большими и малыми заплатами, поправлял упряжь на старом мерине Савраске. Единственный конь был на вес золота в такое страшное время. Подтянув подпругу и щёлкнув вожжами по ребристому боку животины Силантий присвистнул и крикнул:
– Но, родимый! – и пошёл рядом, потом повернул голову на огромную женщину, навалившуюся на деревянную соху, которую тащил Савраска. – Матрёна, ты не шибко то налягай, а то коняка вас с сохою двоих не сдюжит!
– Так я слеганца, диду, – пробасила Матрёна.
– Твоё слеганца у Савраски в паху грыжей вылезет! – под смех детворы, окруживших пахарей, рявкнул дед.
Митька Иванов подбежал к сохе и хохоча крикнул:
– Ты, тётка Мотя, смотри соху не сломай, а то пахать носом придётся.
– Пошёл прочь, чертёнок! Без тебя тошно, – пригрозив кулаком, крикнула Матрёна и опять налегла на соху.
Митька пнул потрёпанными лаптями мохнатую кочку и побежал домой. Мать с младшими сестричками сажала в огороде картошку. Увидев сына, она громко закричала:
– Ты где пропал, засранец! Опять в поле бегал? Вот я тебе сейчас зад надеру! А ну иди сюда! – она воткнула лопату в землю и направилась к, понурившему голову, Митьке.
Василиса, стройная женщина, тридцати лет отроду, быстро шла к сыну, вытирая руки подолом платья. По пути сорвала хворостину и, подойдя ближе, несколько раз сильно ударила Митьку ниже спины. Тот, стиснув зубы, выдержал уже привычное наказание.
– А ну марш картоху сажать! – уже менее строгим голосом, сказала Василиса и толкнула сына в спину.
В огороде они провозились до обеда. Потом наскоро похлебали щавельные щи с чёрным хлебом. Манька и Глашка – Митькины сестрёнки принялись мыть посуду. Мать прилегла отдохнуть на широкую полку возле окна. Солнце наполнило горницу ярким весенним сиянием, дразня задорными переливами на всём, что попадало под горячие лучи. Митька дождался, когда мать уснула, выскочил во двор и побежал к берегу пруда. Там у него шло строительство крепостной стены в виде плетня из ивовых веточек. Из камешков-голышей были построены сторожевые башни. Крючковатые ветки-рогатульки служили защитниками нехитрого укрепления.