Он перестал бежать, и его окружили в камышах – я видел, он поднял руки. Тут я понял, что у красных в руках что-то есть: такие штуки, маленькие и черные, будто камни.
Тут все и началось: он пытался вырваться, но красные вцепились, будто стая зверей. А потом они схватили женщину, и я понял, что хватит смотреть, и полетел на север, где остались мои вещи и откуда улетал – рядом с Уэйлэмом. Там был мой телефон, и я хотел позвонить в полицию, но эти красные ублюдки уже ждали – меня ждали, понимаешь? Трое человек. Попали туда раньше меня и смотрели в небо, как я спускаюсь, стояли вокруг моих вещей – женщина и двое мужчин. Меня они бы тоже прикончили, как тех.
Я полетел дальше, вверх по побережью, и жестко приземлился в Сэйвьор-Бэй – окунулся в воду и чуть не разбился, так меня все это потрясло. Но потом выпутался, все собрал и отправился домой.
Тогда меня и посетили в первый раз. Они ждали, пока я окажусь дома, – уже знали, кто я. Но те, кто ко мне пришел, не были красными, а… – тут Мэтт прервался, не желая указывать на личности тех, кто ждал его дома.
– Они сидели в моих креслах – взломали дверь – и недвусмысленно мне заявили, что летать больше нельзя и теперь воздух принадлежит им. Моего сына они тоже знали – назвали его имя, и я с ума сошел. А потом они сделали со мной… показали мне такое, что выбора не осталось. У меня против них не было ни шанса – я не мог ни драться, ни сбежать: это они ясно дали понять. Они сказали, что я должен оставаться здесь, чтобы можно было за мной следить и требовать кое-каких услуг, – он снова замолчал. Кэт помнила, что на этом месте Мэтт Халл стал утирать слезы.
– Красные тоже пришли тем вечером, чтобы показать, как сильно я попал за то, что увидел в долине. Первую из них я заметил в саду – она просто стояла и смотрела на окна. Я увидел ее, когда вышел с фонариком посмотреть, кто выпустил соседскую собаку, а она стояла там – голая, красная и блестящая, будто всю кожу содрали. И все волосы тоже выдрали с головы и обвили ими ее жуткое старое лицо.
Я тут же побежал в дом, но их стало еще больше. Они все смотрели в окна – красные лица, зубы… белые глаза. Никогда их не забуду – очень уж жуткие глаза.
Я так испугался, что заперся на втором этаже, в чертовом туалете, но красные кое-что оставили. На черном входе, на двери были отпечатки рук – красные отпечатки. Знак, предупреждение, как будто меня отметили. Тем вечером они показывали, какие у них длинные руки: они появятся в любой момент, если я не сделаю, что от меня хотят.
Через пару дней бывшая жена сказала, что кто-то нарисовал на ее задней двери красную руку. Сын с друзьями клялись, это не они. Она им поверила, и я тоже – я-то знаю, кто это.
С тех пор я остаюсь на земле – почти все время здесь, в доме. Постепенно схожу с ума. Работа скатилась в полное дерьмо. Я сам знаю, что бесполезен. Все мое снаряжение они забрали – «подрезали крылья», так сказали. Но когда им что-то надо было, отдавали обратно. Это тоже оставили они – следующим же утром нашел на пороге.
Мэтт показал Кэтрин статуэтку, найденную на пороге и, по-видимому, оставленную