Вениамина и впредь проходить через его земли туда, куда поманит их разбойничье нутро.
Встречный осенний ветер обдувал холодным влажным воздухом грубые деревянные борта кораблей. Он играл парусами и прядями спутанных и выцветших на солнце волос разбойников.
Вошли в широкую протоку. Далеко еще до основного русла Итили. Из множества рукавов соткана дельта, то глубоких, то мелких, словно множество артерий и мелких капилляров, питают они сердце Гирканского моря. Не заплутать бы! Найдет судно на мель, всем миром не сдвинуть. Здесь глаз востро держать надо. Течение Итили сильное, полноводное. Трудно груженным награбленным добром ладьям идти вверх по реке к столице Хазарии. Да ничего! Как отдадут треть установленной добычи хазарскому правителю, так немного легче станет. Добраться бы до Бузана[25], а там и до дома недалеко. Устали русы от скитаний. Удовлетворили свой разбойничий дух. Равнодушно взирают они на берега, то поросшие густым ивняком, то обнаженные до самого окоема выжженной осенней степью. Не замечают исподволь взирающих на них с берегов чьих-то редких случайных глаз. Пока русы покоряют течение, медленно приближаясь к столице Хазарии, весть о том впереди них спешит. Птицей летит к касру малик-хазара.
Пичуга в золоченой клетке заливисто пела. Виртуозно выводя коленца, ее ярко оранжевое горлышко то раздувалось, то вдруг истончалось грациозностью божественных линий. На мгновение смолкнув, птаха, привыкшая к неволе, вновь заливалась замысловатыми трелями.
Вениамин, облокотясь на многочисленные шелковые подушки, слушал ее звонкое пение. Повелитель Хазарии пребывал в состоянии ленной истомы, когда не хочется думать ни о силе Византии, ни о происках Халифата, не слышать наушных речей приближенных, не видеть их подобострастных улыбок и поклонов, а просто быть наедине с собой, наслаждаясь замысловатыми руладами маленькой беспомощной птицы.
Он приказал не тревожить его. И никто не посмеет нарушить покой малик-хазара, если только не… Дрема… Сладкая дрема облаком опустилась на веки… А птаха все поет, все заливается…
Правителя разбудил голос его приближенного. Вениамин открыл глаза, раздраженно взирая на того, кто осмелился нарушить его покой.
– Бек, Вениамин, арсии настойчиво просят их принять, они возмущены и возбуждены. Они просят твоего дозволения выслушать их сейчас, – взволнованно сообщил вошедший. – Они даже не просят, они требуют принять их. Большой толпой собрались они у ворот касра и, думается мне, не уйдут, пока ты не выслушаешь их, мой повелитель.
Истома, властвующая над Вениамином, покинула его столь же внезапно, сколь и завладела им некоторое время назад. Он вскинул на приближенного настороженный взор:
– Пусть войдут, но не все… – после некоторых раздумий согласился он. Приближенный удалился.
Вскоре покои повелителя Хазарии наводнила толпа арсиев.
– Мой повелитель, – просочившись сквозь нее, приближенный шептал малик-хазару на ухо, – они не