и он даже тихонько смеялся от радости, что все так хорошо запомнил.
Он вдруг увидел огромные темные, покрытые извивами и крыльями драконов, чуть приоткрытые двери в какой-то заманчивый полумрак. Что там? Не думая, как между скал, скользнул меж каменных, толщиной в длину его роста, створ и удивился. Холодок. Огромный пустой, вытянутый в длину зал и никаких узоров на стенах из синего мерцающего, впереди светлеющего до белизны и сияния незнакомого камня: наверное, если заморозить звездный свет, то получится вот такой чистый глубокий цвет. Он немножко покружился, как Юм, потом подпрыгнул – воздух упруго и ласково принял его. Тогда он разбежался и метнул себя в только что вспыхнувший в сознании каскад прыжков, переворотов и сальто – безошибочно воспроизведя суть ритма чар Юма в этом акробатическом неудержимом каскаде. Зал ответил переливчатым сверканием со стен. От ладошек и ступней в полу остались вспышки голубого и синего цвета, и откуда-то прилетевшие серебристые искорки, как снег, метелью вились вокруг. Дай посидел, озираясь (под ним в полу растекалось сияние), скорей вскочил, еще подпрыгнул, потом из баловства прокатился по скользкому полу кубарем. Немножко полежал, разглядывая переливчатое живое сияние стен и свода. Наверное, здесь правда все из звездного света. Звезды-то ведь живые. Он вскочил и пошел вперед, где все сияло. Что там?
А может, сюда нельзя? Он оглянулся: огромные двери беззвучно, как во сне, растворялись обратно в разноцветный зал, а на пороге уже стоял черно-серебряный Юм. Смотрел серьезно, словно издалека, и чуть-чуть постукивал носком черного башмака в камень пола, продолжая тот же самый, невозможно растянутый ритм. Едва ощутимо, но каждый нерв опять мучительно и радостно отозвался. Он опять невольно подпрыгнул в упругом перевороте. Из-под ног от приземления плеснуло светом. Посмотрел на Юма. Юм чуть улыбнулся. Он не сердится, значит, можно еще поиграть! Дай вспыхнул, разбежался и завертел себя в новом сложном каскаде прыжков. Слепящие линии чертили за ним узоры на стенах, а с ритма он не сбился даже в дыхании. Приземлился. Распрямился. Куда это он прилетел? Такой белый свет, наверное, бывает только внутри звезд. Но он совсем не слепил, и даже можно различить свой золотистый свет, по-прежнему струящийся от ладошек.
Прямо перед ним было что-то неразличимо белое. Он потрогал – гладкий камень. Высокий столб из камня. Зачем тут такой? Оглянувшись на замершего как во сне Юма, он обошел столб: диаметр невелик. Он устало прижался горячей щекой к снежному, опалово замерцавшему столбу, гладкому, как тающий лед. Тающий? Щека стала мокрой. Он изумленно отклонился – плечо и бок платья тоже сильно промокли. Может, столб правда из какого-то звездного льда? Он оглянулся – Юм и возникший за ним Артем стояли на пороге неподвижно, как высеченные из темного камня. Глаза у Юма были сапфировые, а у Артема – серебряные. На голове Юма тускло поблескивал сложный головной убор. Чего они ждут?