играли дуэтом, а третья женщина – своего рода дирижер чар, насколько я могла понять, невзирая на растущую перед глазами дымку, – направляла их, пока они ловко вплетали темную магию в свою музыку. Проклятье переливалось тошнотворным черным туманом, и звук летел к нам, вздымаясь волнами.
– Назад в лагерь, быстро! – скомандовал Теодор.
Кристос на сей раз не возражал. Мы отошли подальше от смотровой площадки, и арфа зазвучала громче, ей агрессивно вторила скрипка – слащавая мелодия усилилась. Кристос зажмурился, пытаясь побороть мучительное головокружение. Точь-в-точь такое ощущала и я. Словно слишком быстро кружилась и падала, при этом оставаясь совершенно неподвижной. Рядом в три погибели согнулась побледневшая Альба. На ее висках блестели капли пота. Она споткнулась и вцепилась в дерево, чтобы не упасть.
Меня, как и всех, охватила тошнота. Теодор, крепко держа меня за руку, помог добраться до офицерской палатки, хотя у самого губы стали белыми как мел. К горлу подкатила желчь, и я ее сглотнула.
Из палатки навстречу выбежал Сайан. Я думала, он торопится к нам, но серафец упал на колени в траву. Его вырвало. Я отвернулась, иначе последовала бы его примеру.
– Как они это делают? – дрожа, спросила я. – Они могут заставить нас испытывать физические страдания, а не просто напугать.
Пришлось прервать свою речь из-за вновь подкатившей волны слабости.
Тут и там солдаты хватались за животы, выворачивали желудки, затыкали руками уши, зажмуривали глаза.
Те, кто пытался быстро подняться на ноги, снова падали в траву, охваченные очередным приступом. Содрогаясь, я тоже опустилась на землю. Если не шевелиться, становилось немного легче. Я закрыла глаза. Лучше смотреть в никуда, в бархатистую тьму. Неужели серафцы этого и хотели? Чтобы мы все желали забыться? Смогла бы я в таком состоянии убить себя?
Я усилием воли открыла глаза и слабо простонала от яркого света, от мира, что двигался вокруг, задевая какие-то струны внутри меня, словно моя голова превратилась в арфу. Эти ощущения были созвучны с музыкой серафцев – о да, я все еще видела темную магию, ее блеск и мрачные волны, что нас захлестывали.
К счастью, хуже не становилось. Солдаты вскоре поняли, что неподвижность помогает, и тоже уселись на траву, прислонились к деревьям или улеглись прямо на землю. Теодор подполз ко мне и взял меня за руку. Я отодвинулась – даже прикосновение усиливало головокружение.
Я боялась, что под влиянием зачарованной музыки и наведенного ею тревожного состояния могу убить себя. Именно это ощущение внушали магическая хворь и гулкое эхо проклятия.
– Нарочно ведь подгадали так время, – выдавил через плотно сжатые губы Сайан, все еще пытаясь удержать рвоту. – Понять бы, почему.
– Чтобы атаковать, – пробормотала Альба. – Мы будем не в состоянии обороняться.
– Нет, – прошептала я. – Не здесь и не сейчас.
Слова были горькими, точно желчь. От усиленных попыток думать кружилась голова, словно внутри гулял осенний ветер.
– Их собственные