ей умыться и одеться, темные волосы хозяйки заплела в косу с бисерной лентой. Потом Феано отправилась поприветствовать отца с братом.
Они сидели в триклинии и о чем-то негромко разговаривали. Но при виде ее поспешно замолчали; Роман Мелит поднялся и, приблизившись к дочери, тоже спросил ее о здоровье. Феано улыбнулась и заверила, что теперь чувствует себя хорошо.
Потом патрикий ушел в свой кабинет, а брат с сестрой остались вдвоем. Какое-то время молчали.
Наконец Феоктист спросил:
– Так ты пойдешь кататься на лодке с молодым Мартинаком? Он тебе по нраву?
Феано смущенно отвернулась.
– Не знаю пока… Он вчера красиво обхаживал меня – но так, как будто это ему не впервой, понимаешь ли. Будто Варда Мартинак оттачивал на мне свое искусство.
Феоктист лукаво рассмеялся.
– Благонравным девицам такого не говорят, но я скажу: не так уж и плохо, если мужчина опытен в обращении с женщинами, – заметил он. – Думаю, ты и вправду приглянулась Варде, и ты завидная невеста, хотя сам он тоже не беден и не из последней семьи. Я слышал даже, что Мартинаки в родстве с прежними императорами, – задумчиво произнес евнух. – Но все же будь с ним поосторожней.
Феоктист неожиданно остро взглянул на сестру.
– И ничего не рассказывай ему о своей находке, если и собиралась!
Феано вздрогнула. Она сама только что об этом подумала; хотя не могла объяснить, почему.
– Не буду, Феоктист.
Еще полдня Феоктист Мелит провел с семьей, но после обеда ушел: его ждала дворцовая служба. Папирусы Феано он забрал с собой, прямо в футляре.
Феано порылась в своих сундуках, готовясь к завтрашнему свиданию. Но прежде, чем готовить платье и украшения, она достала хлопковую набедренную повязку – такое белье она научилась шить у своей бабушки-персиянки.
Еще три года назад, когда бабушка была жива, Феано расспрашивала ее о том, как у нее на родине живут и одеваются: ужасно любопытно было узнать побольше о женщинах, которые ходят в шароварах. Неужели это им удобно? И тогда бабушка Мария, – которую до крещения звали Хуснбану, и которая происходила из хорошего персидского рода, – показала ей не только свои девичьи шаровары, но и повязку, которую надевала под штаны, чтобы не натирало и одежда меньше пачкалась. К куску ткани с двух сторон пришивались шнурки, которыми поддерживался такой набедренник.
Женщины Византии в нечистые дни, конечно, носили повязки, и в простые дни иногда тоже, но чаще обходились без них. Однако сегодня Феано надела под платье повязку персидского кроя, и завтра порешила тоже надеть: не только из скромности и страха осрамиться, но и потому, что так ощущала себя спокойней рядом с Вардой Мартинаком…
Щеки запылали от всех этих мыслей. Стараясь не думать, что завтра впервые окажется наедине с посторонним мужчиной, Феано достала тунику, гиматий, нижнюю рубашку и украшения. Она не слишком усердствовала, подбирая их: все ее платья и драгоценности были хороши, а Варда Мартинак, если она правильно поняла, в последнюю очередь будет смотреть на то,