человек тонкий и образованный, должен был ценить в будущей жене хорошую собеседницу. И так Феано поймет, обоснованны ли опасения Феоктиста: что Варда Мартинак ничего не должен знать о критской находке!
Закончив письмо, Феано запечатала его своим агатовым перстеньком. У нее, как и у отца, была собственная печать, которой она редко пользовалась, – но сейчас самое время.
Было уже очень поздно. Ложась в постель и задувая свечу, Феано подумала о том, как завтра встанет к заутрене. В городе они с отцом посещали не каждую воскресную службу; многие благородные господа вообще пренебрегали этим. Но так нельзя, иначе они станут не лучше язычников!
Феано проснулась от прикосновения к плечу. Над ней склонилась Елена.
– Вы здоровы? Опять легли поздно, я уж сказала хозяину. Он велел передать, чтобы вы собирались в церковь к обедне.
Феано с облегчением кивнула и вскочила. Поежилась, не сразу попав ногами в домашние туфли.
– Продрогли вся, тут-то не протопишь! Надо будет в постель горячие кирпичи класть, как раньше делали, – заметила служанка.
Феано улыбнулась.
– Я скажу отцу. Анне надо класть обязательно.
Спускаясь вниз, она захватила запечатанное письмо. Поздоровавшись с отцом, девушка отдала патрикию послание для Варды Мартинака и увидела его облегченную улыбку. Феано сразу ощутила себя виноватой.
И в таком ведь даже не покаешься… Ей мучительно захотелось, чтобы поскорее кончилась эта расщепленность разума и сердца, необходимость лгать в самом главном. Но будет ли когда-нибудь так?..
Церковная служба и исповедь прошли для нее лучше, чем Феано могла надеяться. Эйрик снова отправился с господами и выстоял всю обедню – но здесь никто не делал ему замечаний. Хотя исповедоваться викинг, конечно же, не стал и сразу после службы вышел вон.
Феано проследила, как епископ, преосвященный Савватий, отозвал патрикия Мелита в сторону к аналою21. Она отвернулась и отошла, чтобы не мешать им; и ожидала своей очереди, все больше волнуясь. Потом позвали и ее…
Феано покаялась в своих грехах – этот рассказ, который должен был вместить в себя изрядный кусок ее жизни и был очень неполным, давно складывался у нее в голове. Она не смотрела на священника. И когда осмелилась поднять глаза, встретила суровый взгляд: наверняка отец Савватий понимал, что его духовная дочь лукавит, и не в первый раз с таким встречался.
Однако никаких расспросов не последовало, и к причастию их допустили всех. Выходя из храма, Феано заново ощущала блаженное чувство единения с Богом – и тяжесть на сердце от общения со священником. Если бы можно было говорить с Господом прямо, минуя его служителей!
Когда они проходили мимо сельского кладбища, Феано оглянулась на ровные ряды надгробий и крестов. И содрогнулась, точно пронзенная молнией. Внезапное видение было таким ярким, каких она не получала уже давно.
– Что ты? – воскликнул отец. Он поддержал ее, обхватив за плечи.
– Что-то голова закружилась… Теперь уже лучше.
Дальше Феано