струй. Потом услышала чьи-то тяжелые шаги и вздрогнула, сразу узнав их.
– Садись рядом, – пригласила она.
Эйрик присел на скамью, не возражая.
– Завтра уезжать… Когда я вернусь в город, все уже будет иным. И тебя больше не будет.
Он изумился.
– Как ты поняла? Что я хотел сразу уйти?..
– Это не слишком трудно.
Феано так опечалилась, словно ее ждала не свадьба, а похороны любимого. Эйрик долго молчал, не сводя с нее глаз. А потом вдруг сказал:
– Я могу увезти тебя! Сейчас, клянусь Одином и светлыми асами! Что мне твой отец… и этот твой жених, которого ты даже не числишь в женихах!
Феано покраснела до ушей и вскочила с места.
– Ты с ума сошел?..
– Да. Это безумие, которое посылают нам боги, – он протянул к ней руки, потом тоже вскочил. Подошел вплотную, оказавшись выше почти на голову. Светло-голубые глаза, горевшие неистовым пламенем, заворожили ее.
– Только скажи! Мы уедем куда захочешь!
– Нет… Нет, я не могу.
С огромным усилием Феано освободилась от власти минуты, от власти этого мужчины. Она попятилась, замотав головой, и вскинула ладонь, когда Эйрик хотел опять приблизиться.
– Ты знаешь сам, я не могу! Я не предам любовь отца, который так надеется на меня. И я не могу погубить имя сестры. Что станут говорить в Константинополе и при дворе о нашей семье?..
– Что Феофания Мелитена сбежала с варваром и язычником, – мрачно усмехнулся он. – Великий позор.
А ведь он мог бы теперь стать не простым хирдманном, а хевдингом – грозным и почитаемым военным вождем… Даже начальником корабля или крепости! Конечно, предлагать такое дочери Романа Мелита было безумием. Но все же на какой-то миг Эйрик опять поверил в эту мечту и зримо представил: то богатое приданое, которое Феано принесет никчемному Варде Мартинаку, вместе с его собственными деньгами, накопленными за годы службы, могло бы послужить им двоим куда лучше. Феано дочь теплых морей и не прижилась бы на севере – ну так они могли бы поселиться в другом богатом греческом городе! В провинциях люди не столь высокомерны, как константинопольские ромеи; и там всегда нужны такие воины, как он!
Эйрик вдруг почувствовал, что Феано с глубокой грустью смотрит на него. На его грудь, где по-прежнему висел амулет Тора вместе с распятием.
– Ты ведь опять стал язычником?
Он помедлил, склонив голову; точно стоял перед судом ярла. Потом ответил правду.
– Я чту твоего бога, пока я на его земле. Но от своих богов отрекаться не стану.
– Понимаю. Но я христианка, Эйрик. Я так жить не могу… и дети мои тоже не будут.
Девушка опять покраснела.
– Я пойду, а не то меня хватятся.
Феано подхватила юбки и убежала. Эйрик остался один, горько усмехаясь. Он почти не сомневался, что она так скажет.
Они с ней вновь увиделись только на другой день, когда из конюшни за амбаром уже выводили лошадей. Запрягли пару телег – для поклажи и слуг; и одну крытую ковровую