а Евлампий оплатил покои графа и комнату для лакеев. Ужин состоял из нескольких видов рыбы, поданной к столу Петра Борисовича, а то что осталось-то есть почти все- досталось его верным слугам. Гостиница и вправду была неплоха, но поутру, Евлампий, хоть и не слышал о клятве Гиппократа, отправился к юному Анри. Его ждали, мальчик уже сидел на стуле, без обуви, и лекарь быстро проверил рану, отек был, но небольшой, и воспаления не было, он еще раз наложил тысячелистник, и успокоенный, покинул маленького пациента.
После ужина граф Шереметев с де Грасси сыграли партию в биллиард, во время которой граф заметил на пальце француза кольцо с символом, циркуль и еще что- то, но спрашивать счел бестактным для себя.
Они покинули необыкновенную Венецию вместе, и дорога повела их сначала в Милан, где граф осмотрел и был впечатлен картинами Сандро Ботичелли, а картины «Рождение Венеры» и «Весна», были настолько прекрасны, что граф предлагал громадные суммы за эти полотна, но все было тщетно, перекупить эти полотна он не смог. У антикваров он купил прекрасную коллекцию посуды 16 века, и почтой отправил в Россию, в Москву. Бертран составлял компанию графу, и помогал в выборе редкостей. Были куплены полотна художников Италии и Франции, и все эти вещи так же почтой отправились на далекую родину графа. Что непривычно было для Петра Борисовича, француз был лишен чувства превосходства по отношению к русским спутникам, и даже к крепостным Шереметева относился как к равным, не позволяя себе показать, что он лучше этих людей. Нога Анри зажила совершенно, и мать мальчика души не чаяла в лекаре.
Иллюминаты
Флоренцию, полную редкостей и прекраснейших они приехали еще через неделю, и де Грасси повел графа знакомится к своим друзьям в этом городе. Это был неплохой палаццо, но город Шереметев нашел более скученным в сравнении с Москвой, хотя и с каменными мостовыми и водостоками, и с таким чудом, как акведуки и канализация. Даже маленький садик из двух персиковых и четырех грушевых деревьев считался несусветной роскошью здесь, по сравнению с десятиной свободной земли усадьбы графов в Москве. Зашли в калитку дома, где их встретил слуга с масляным фонарем, и повел их наверх, в зал. Там стоял, что было в диковинку, круглый стол, накрытый простой скатертью, и уже сидели четверо итальянцев, вставших из вежливости при виде вошедших.
– Граф Петр Борисович Шереметев, – представился гость сам.
– Никколо Герардески, из Милана, – представился молодой человек лет двадцати.
– Алессандро Гентилески, из Флоренции, – сказал совсем юный итальянец.
– Филипе Горди, из Кремоны, – поднялся, назвавшись мужчина лет тридцати.
– Алессио Минелли, из Флоренции, хозяин дома, – представился итальянец лет тридцати.
– У нас считается плохой приметой, прийти без подарка хозяину дома, – и граф протянул господину Минелли пакет с изящно вышитым шейным платком.
– Спасибо, граф, – взял подарок Алессио тепло улыбнувшись в ответ.
– Садитесь,