которого выступили капли пота. – Нас заберёт комендатура!..Какого дьявола ты это сделал!? Ненормальный, да?
– Может быть… – процедил сквозь зубы барон, сжимая в руке рифленую рукоятку « парабеллума» , из смертоносного дула которого курилась струйка голубого дыма.
– Scher dich zum Teufel! Ты, ты-ы…хочешь убить его?! – Германа обдало жаром, когда эта мысль лихорадочно протанцевала в его сознании. – Стой!!
Отто не слышал, будто сорвался с цепи. В него точно вселился бес. Шнитке мог поклясться на Библии: его друг, на одном кругу обернулся в того ночного хищника, который вышел на поиски свежего мяса и крови.
– Стой-й!!
« Опель» , взревев мотором, дал задний ход.
– Пр-рочь с дороги! – Отто грубо оттолкнул, заступившего ему путь к машине товарища.
Машины с визгом, рычанием и пронзительными сигналами объезжали их.
– Halt! Stopp, ratte!7 – крикнул фон Дитц, едва не столкнувшись с красным « рено» , водитель которого, скаля зубы и брызжа слюной, посоветовал ему засунуть голову в задницу. Он одержимо пробирался через проезжую часть, на него сыпались, как фасоль из кулька, ругательства и проклятия, но Отто не обращал на них внимания.
Дьявол! У меня было праздничное настроение…Через неделю на фронт…А мне, какая-то гражданская мразь плюнула в душу…Prost! Nutten ficken…Чёрта-с-два! С бароном фон Дитцем шутки плохи!
Зажатый, как в тисках, – с одной стороны потоком яростно сигналивших машин, с другой – бордюрным ограждением, несчастный хозяин « опеля» вывернул до отказа руль, вскочил на тротуар, судорожно выдернул ключи из гнезда и хотел уже, сломя голову бежать, куда вынесут ноги…Когда в глаза ему заглянул чёрный провал « парабеллума» . Эсэсовец, криво усмехнувшись, сделал полшага вперёд, приставил дуло к покрытому зернистой испариной лбу и сказал:
– Ну, говнюк, чья взяла? – Отто смотрел на водителя своими холодными, как цельные куски льда, глазами.
– Ради всех Святых!..Заклинаю…что я вам сделал, гер офицер? Что вам надо…от законопослушного ветеринарного врача Ульриха Зуппе?
– Мне не по вкусу твоя дерьмовая музыка.
– А-аа-аа…Конечно…Да, да…я понял, гер офицер… – водитель дрожащей рукой крутнул ребристую ручку приёмника. – Так лучше? – он задержался на берлинской музыкальной волне. Пела несравненная платиновая блондинка Марлен Дитрих. – Это устроит, гер офицера? Этой красотке…благоволит…сам фюрер…
Ульрих поднял глаза, чувствуя, как колотится сердце, как полукружия пота на его рубахе подмышками увеличились в радиусе, а белый накрахмаленный воротничок стал сырым и серым.
– Иисус Христос, ну и жара! – он, наконец, обрёл власть над своим непослушным голосом. – Так вам…нравится, гер офицер? Или…
– Или что? – сказал Отто фон Дитц, с улыбкой не более весёлой, чем оскал черепа. Его улыбка буквально заморозила беднягу Зуппе, по позвоночнику пробежала мелкая дрожь. – Да уберите же пистолет! Что, вы, хотите? Чего добиваетесь? Это противозаконно…Я…я буду жаловаться