был припадочным. Вот и сейчас, догнав Бесо, он пошатнулся, хватаясь за кусты, стегнувшие его по голенищам, и стал заваливаться на бок.
Кажется, всего на миг в нем помертвела душа. Потом он шумно вдохнул. И стал развертываться, как бумага, которую свернул было в трубку ветер.
Так он выползал из одежды, которая его, видимо, угнетала.
К этим двоим подошел еще какой-то человек и, не обращая внимания на лежащего Силована, произнес, указав на кусты:
– Неужели в этом парке когда-то играла музыка?
Наверно, его сокрушали натиски крамольных мыслей, ибо в следующий момент он сказал:
– Всякий народ, что торопится прислужить, кончает этим же.
И он пошел дальше. Тем более что кто-то безмерный, путая тени, похаживал совсем рядом, видимо, сторожил этого говоруна. И открывший глаз Тордуа спросил, кивнув в ту сторону, куда скрылся незнакомец:
– Политический?
Бесо не ответил, потому как смотрел туда, где повертывались просторы, как бы отодвигались в одну сторону и дорога иголкой прокалывала их, истончаясь остринкой на самом горизонте. Это и была дорога, что вела в Гори.
А тем временем Силован окончательно оклемался и, отряхая бледнотонную материю, из которой были сшиты его штаны, произнес, показывая на церковь:
– Певал я там когда-то.
Бесо знал, что у Тордуа прекрасный голос и часто там, в Гори, богатые еврейские купцы зовут его на свои вечеринки, чтобы он там, как говорит водовоз Тамаз Сулакаури, «небо с землей смешивал», – так громоподобно мог вести свои октавы, в общем-то никому уже не нужный человек.
В бессмыслии, потрагивая то одну, то другую часть своего тела, Силован милостиво согласился выпить с Бесо. Вот так он умел – всегда как бы снисходить. Другие же никчемцы кочевряженья себе не позволяли.
Они прошли мимо роскошного дома, фасад которого увенчивал какой-то старинный герб. А рядом с ним ветер трепал флаг. И Бесо вспомнил, что тут тоже проживает некий иудей, у которого взято за причуду в честь знатного гостя обязательно вывешивать флаг. Правда, никто не знал, что он, собственно, означал. И полагался ли тому по статусу или нет.
Бесо один раз был в этом доме. Подсобил что-то занести внутрь. И там заметил только одно: в простенках – подряд стояло несколько шкафов.
И именно из этого дома – в полусумерках – выскользнула чья-то тень. И над головой, неведомо откуда взявшаяся, на лету сердито прокрякала утка.
– А тот знакомец увинтил? – кивнул на удаляющегося человека Тордуа.
– Кто это? – вяло поинтересовался Бесо. Но Силован, как это было давеча, уже поднял свой голос: – Ну ты чего у бегливости-то в подпасках?
И человек остановился.
И вскоре и Бесо его угадал.
Это был Шавла Кацадзе.
– А я вас не узнал, – начал он.
– Мы тебя тоже, – произнес Силован. – Это утка подсказала.
Утка действительно продолжала виться над городом и сердито крякать.
Силован помнил Кададзе еще мальчишкой.