Хотя он отлично помнил, что перед отъездом…
Стоп! Вот она зацепка! Именно с этого он поведет свой спрос с Кэтэ. Куда это она подевала чачу? На полюбовников извела? Совесть свою ею разбавила? С бедой, что ее теперь ожидает, смешала?
Он слазил в подвал, достал старый, почти истрюхлявленный сверток, в котором хранилась винтовка.
Затвор, вытесняя застарелое масло, едва вдвинулся наполовину, и Бесо понял, что из этого оружия Кэтэ не застрелить, потому откинул винтовку в угол. И взялся за кинжал.
Близилась ночь.
Напротив дома остановились две женщины. Одна другой сказала, видимо завершая рассказ:
– Я ему отсоветовала.
«Отсоветовала… Отсоветовала… Отсоветовала…» – это все он произнес мысленно, как бы закрепив в сознании впервые им услышанное слово. Будто оно могло когда-то пригодиться и теперь взято про запас.
«Отсоветовала…»
Сам же он долго вызревал голосом, потом заговорил. Но не «отсоветовала» сказал, а обратился с вопросом к стенам, которые его окружали:
– И где же ее черти носят?
Он хотел было поправиться и произнести – «их», но раздумал, ибо сын еще не являлся составной частью ее прилюдного блуда.
Под окном – на этот раз совершенно молча – навялилась жердистая фигура.
– Ну, кажись, – придрожал он шепотом, – пошли косяком. И в это же время кто-то взвозился в коридоре.
Дверь чуть приотворилась, и ломкий юношеский голос вопросил:
– Сосо, ты дома?
Бесо отсутулил плечи, поняв, что это припожаловал кто-то из друзей сына.
А потом все вокруг растворилось на весь распах, и Бесо стало понятно, что заявились хозяева.
– Ну где ты тут скрываешься? – спросила Кэтэ, выдавливая собой темноту, потому как была в белом платье.
Пока Бесо соображал, как себя дальше вести, Сосо вздул огонь и приблизил лампу к лицу отца.
– А ты все еще похож на себя, – сказал. Этого, конечно, было достаточно, чтобы взбеситься.
Но его взор наткнулся на раскрытую тетрадь, где, расположенные в лесенку, были записаны стихи.
Бесо прочитал их вслух:
Волны доились пеной
И, не добыв молока,
Таяли постепенно
В серости злого песка.
– Ты написал? – спросил отец так, словно застал сына за фальшивомонетством.
Сосо опустил глаза.
– А почему у тебя песок «злой»? – напорно поинтересовался Бесо. – Ты ведь на нем иной день валяешься до самой ночи.
– Я никогда не купаюсь! – вдруг ответил Сосо.
– Почему?
– Наверно как раз потому, – ответила за сына мать, – что песок – «злой».
И он вспомнил, что один раз водил сына на берег Куры. Там, видел он, волна доплескивалась до его подошв, он ежился, но с места не сходил. А вот купающимся он его действительно не видел.
И теперь Бесо уже злился на себя. Он как бы потерял инициативу, что ли. Ведь собирался выступить в роли прокурора или судьи. В худшем случае следователя. А превратился в мягкого,