в буквальном смысле. Взял и – вывернул. И глаз стал беззащитным и неморгучим, словно остановившийся перед лопью мыльный пузырь.
– Ну тот самый путешественник, кажется, не только по земле елозить научился.
Он отглотнул вина:
– Потом…
Оплеуха смела его на пол ровно так, как он давеча грохнулся в свой обморок. И тут же Бесо увидел удаляющуюся спину Кацадзе. И озлел именно на него. Потому что он как бы перебил его зло. Разбавил его чем-то более безобидным, чем мог бы сейчас разрядиться он, Бесо, муж Кэтэ, повенчанный с нею в церкви, разгулы которого она давно узаконила в своей душе.
Но бежать на Кацадзе Бесо посчитал слишком постыдным, потому и кинул вдогон ему стакан, который упал и не разбился.
2
И уже на второй день Бесо засобирался в дорогу.
В блеклом, еще не обметанным глубокой синевой небе просияла первая звезда, а Бесо все еще смотрел на грушу, которая, расплющилась, упав к его ногам. Вот так, считал он, должна быть распятой перед ним и Кэтэ. Он не позволит, чтобы женщина, которую он взял в жены, вольно ходила по дворам, плодя за спиной слухи и домыслы. Хотя…
Казалось, тишина всасывала в себя звуки, ширилась, набухала ими, чтобы в один миг взорваться всем, что сумела накопить за кроткое время затишья. И он – взрывчат. В нем тоже что-то сейчас зреет, накапливается, давит в подгорлье, и рука сама тянется к чарке, в которой прокисло плесневеет когда-то недопитое вино. Больше того, в вине то ли утонул, то ли, упившись, уснул паук.
Он выплеснул то, что было в чарке, налил себе свежачка. Отхлебнул. Вспомнил рассказ одного каторжника, который, отбыв срок, теперь ходил по тифлисским питейкам и везде рассказывал одно и то же, какой бывает заклеклой по зиме земля в тех местах, где содержат каторжан:
– Ее там называют суглинок. Так вот этот суглинок столько калится на морозе, что твердеет как железо и от него бунело отскакивает кирка.
– А что такое «бунело»?
Это спросил мальчик, видимо, ровесник Сосо. Он тут обретается уже давно, кажется не имея ни отца, ни матери. И видя его подсосные губы и уширенные от удивления всего, что только услышал, глаза, Бесо неожиданно подумал: «А может, взять с собой этого бесприютника. Пусть растет с Сосо как брат».
Он даже выловил его своей ладонью, прошелся пальцами по выступающим ребрышкам. И, может, именно тощие, но крепкие пальцы Бесо не понравились парню, потому как он, вырвавшись, подбежал к шинкарю и возопил:
– Дядя Элгуджа! Он меня хочет украсть.
И тыкнул носом в сторону, где стоял Бесо.
Шинкарь было полувстал со своего места, потом опустился на стул вновь.
– Он таких маленьких не крадет, – ответил мальчишке, – потому что не знает, что с ними делать.
Все вокруг засмеялись. И Бесо остро глянул в этого женоподобного толстяка, за которым укрепилась привычка два раза в день бриться в ту пору, когда он приходил в свою питейку.
Вместе с тем именно женоподобие отвергало серьезность, на которую претендует всякий, кто руководит похмельным делом.
С шинкарем Бесо познакомился