на другой бок. Роберт занервничал, переживая, что дед вот-вот может проснуться и ему придется что-то сказать либо молча, притворившись чужим, выйти из комнаты.
Но тяжелые веки старческой плоти были слишком слабы и беспомощны, чтобы под мощным давлением дневного света открыться одному из новых дней.
Роберт видел глубокие морщины на иссохшем лице, волосы, торчащие ежиком, они так и не поддались седине, сморщенную ладонь, принявшую щеку, словно та не доверяет мягкости подушки, по-детски прижатые к животу колени, хотя места на диване было более чем достаточно, будто тело стремилось к первозданному положению. Грудь еле вздымалась, не в силах полностью заполнить легкие воздухом.
Роберта заворожило это видение.
Вошел Сова.
– Что тебе здесь надо? – встретил его враждебно Роберт.
В руках у Совы был кусок торта.
– Твоя мама сказала, чтобы я позвал тебя к столу, – он ехидно глянул Роберту за плечо. – О, это твой дед.
– Да, – сухо отрезал мальчик.
– А почему он не празднует вместе с нами?
– Он болеет, очень сильно. – Роберт повернулся к деду, показав Сове свою спину. Впервые за столько дней он почувствовал жалость к деду. Хотелось пощупать, дотронуться до этого нового чувства. Дед лежал такой беззащитный. «Он ведь никому не сделал никакого зла», – думал про себя мальчик. Мама всегда говорила, что ее отец был скромным человеком, но эта скромность не мешала быть ему дружелюбным и простодушным со всеми. Иногда и молчаливые люди могут выразить больше, чем те, кто умеет хорошо говорить. Важные птицы. «Мой дед молча сделал гораздо больше, чем все они вместе взятые», – думал он.
Сова подошел ближе к деду. Он стал рассматривать его лицо. Роберту почувствовал брезгливость. Обида подступила незаметно. Дед казался беззащитным.
– Давай подшутим, – сказал Сова, и, прежде чем Роберт успел возразить, он зачерпнул пальцами кусочек своего торта, там, где был крем, и размазал его по носу спящего деда. Старик не смог ничего почувствовать.
Волна ненависти поглотила Роберта. Неконтролируемой агрессии, праведной, которую хочется направить на глупого злодея. Эмоции детей восхитительны своим совершенством. Никакой примеси. Они не думают, что будут думать другие об их поступке, не волнуются за свой вид и репутацию.
Роберт наотмашь ударил Сову ладонью в ухо. Получился звонкий хлопок.
Пухлое лицо Совы тут же налилось кровью, стало красным, как раскаленная головешка. Мальчики несколько мгновений неотрывно пожирали глазами друг друга, ожидая, что же будет в следующий момент. Но тут Сову спугнули приближающиеся шаги взрослого: он рванул с места и молнией скрылся за дверью.
Роберту хотелось заплакать от обиды. Он достал платок из заднего кармана, собираясь вытереть нос деда. Но старик грузно перевернулся на другой бок, закрыв лицо от внешнего мира в спинке дивана.
В комнату