терпел – терпел и искренне пахал, обожая издательство, и, хотя у Стоукс не исчезли проблемы с доверием, ко мне она стала прислушиваться. Зарывшись в тоску самиздата, я вдруг находил то, что было оригинально и жутко, а она, окинув рукопись скептическим взглядом, с напускным неудовольствием пропускала её в печать. В издательском плане всё шло более-менее хорошо, хотя темпераментами мы с Линдой всё же не сошлись.
Спустя несколько лет, пару кризисов и с десяток стрельнувших монстров, я ловко влез в ряды ведущих редакторов. Электронный счёт набух, авторы задышали свободнее, а Линда и не думала сопротивляться. Наши перепалки постепенно сошли на нет, и только их лёгкий, смутный отблеск порой лениво всплывал на совещаниях. Мы не мешали друг другу, каждый занимался своим делом, и потому то, что она ЛИЧНО искала меня в моей зловещей литературной обители, написала мне странный и-мейл, САМА приходила К КЕЛЛИ, было, конечно, очень сложно представить.
4. Линда
– Ну, ну, заходи быстрее, – бросает Линда, шагая к своему столу. Она на меня не смотрит. – Истукан.
Я явственно чувствую запах сигарет, и мне жутко сжимает желудок; в горле клокочет срочное желание выпить, но я прячу его и осторожно перехожу порог.
– Истукан?
– Тебя почему нет на месте вовремя?
Стоукс, в отличие от той же Эшли, очень тяжело прочесть: никогда точно не знаешь, почему она злится. Дело, конечно, не в моем пустяковом двадцатиминутном опоздании; я вижу, что она упрямо старается зацепиться за что-нибудь, лишь бы не дать рвущему душу ропоту прорваться наружу. Щеки её бледны, пальцы тревожно перебирают бумагу.
– Что-то случилось? – спрашиваю я, зная, что Линда промолчит.
И она молчит. Молчит долго, упорно, не разжимая тесных белых губ и не глядя на меня. Если бы я не знал эту женщину, то предположил бы, что она смертельно напугана. Но суровый дух Линды никогда ничего не страшился. Я тоже молчу и терпеливо стою около двери, не сводя с неё по-своему любопытных глаз.
– Ты… – Мраморные губы еле шевелятся; дорогое скользкое платье замерзло. – Сядь.
Сердце глухо падает, пока я с видимой невозмутимостью подхожу к дубовому столу. В голове беспорядочно носятся трусливые мысли, и одна звучит чуть отчётливей остальных: меня не за что увольнять, я хороший мальчик. Мне на мгновение становится противно. Подожди, милая, а если бы и было, за что?.. Разве побледнела бы ты так страшно?
Я молчу.
– Ты ещё не знаешь ничего, Скофилд?
– Нет.
– И никто, похоже, не знает, кроме меня. И хорошо, и пусть. – Она отчаянно старается совладать с собой и садится неестественно прямо. – Переполоха я нигде не заметила.
Так вот почему ты приползла к Келли сама. Что-то разнюхать, конечно.
Но что?
– Переполоха из-за?..
Маленькая пауза.
– А ты с мистером Карсоном близок особо не был, да?
– С Крисом-то?
Крутой редактор и дельный мужик, однако тот ещё кокаиновый выскочка, и я знаю, что ты неровно к нему дышишь, дорогая, и все в издательстве