кричать!.. Так громко, что я услышала из душевой наверху, Лу!
Она почти дрожит. Я, зажмурившись, пытаюсь припомнить свой сон, однако он упрямо уплывает от меня всё дальше, а его место занимает тупая, ноющая боль в голове. Столик послушно стоит на месте. Бам-бам.
– Кого ты звал?
– Чего?
– Или что это?.. Я не поняла.
– Кого я звал, бляха-муха? – разозлившись, выпаливаю я, отстраняю Эшли от себя и встаю с ненавистного дивана. Голова тревожно гудит. Срочно домой. – Мне надо домой.
Эшли молчит; губы её подергиваются.
– Кого ты звал?
– Эш, господи, прошу тебя, если ты не…
– Кто это – Шетти? Кто это, Лу?
– Что?.. – Я в растерянности смотрю на неё и вдруг с ужасом осознаю услышанное. Она мгновенно замечает перемену и делает пытливый шаг вперёд. Глазки её загораются гораздо ярче.
– Кто?
– Что?
– КТО ТАКАЯ ШЕТТИ?
– Я… – Бам-бам. – Я не знаю.
– Ты кричал «Шетти, Шетти»! Кто это такая?
Её обыкновенное флегматично-забитое выражение вдруг сменяется жёстким и ревнивым. Теперь моя очередь бояться: сердце в груди разгоняется до невозможности, и я даже не отдаю себе отчёт, почему.
– Ты что орёшь?.. – Разгоряченный мозг старается выдать хоть что-то. – Разве Фрэнки не спит?
– Лукас, – чеканит она, подходя совсем близко. – Кто такая Шетти?
Я молчу, поджав губы; воспалённые глаза Эшли неприятно впиваются мне в лицо.
– Такой. – Я выплёвываю каждую букву. – Шетти – трансвестит, которого я встретил в борделе.
– Трансвестит?..
О, она явно не этого ожидала.
3. Странное дело
Кажется, это первый раз, когда я сбегаю от Эшли не потому, что боюсь попортить нашу крепкую дружбу сексом, и не потому, что мне с ней скучно. Обычно либо так, либо эдак. Нет, я сбегаю потому, что у меня паршиво на душе, а делиться такой гадостью я ни с кем не хочу. Это не была жалоба из разряда «Джимми – козёл, и моя начальница – козёл». Это было нечто такое, чего я не смог бы объяснить и чего моя ревнивая девочка не поняла бы. Она и не старалась.
– Трансвестит?..
Она выглядит почти смешной со своими выплывшими на лоб глазами и тесно сцепленными скулами. Эшли никогда не была особенно загадочной личностью, но в эту минуту её душа и разум открыты мне совершенно, будто стоят за тончайшим стеклышком. Я вижу, сколько разных эмоций борются в её напряженном мозгу, и даже опасаюсь, что он порвётся.
– Как бы… Мужчина?
– Да.
– Как тот певец? Певица…
– Нет, у него не было бороды. – Я пожимаю плечами; мне вдруг становится невыносимо, истерически весело. – Вообще-то, он был довольно симпатичный.
– Симпатичный?..
– Симпатичная.
Бедняжка видит или, по крайней мере, чувствует, что я смеюсь над ней, но в глазах её нет ни капли обиды. Она опускает глаза и старается привести мысли в порядок. Я вижу, как глубокое смущение и недоумение овладевают всей её сущностью, а запоздавшее осознание вгоняет милое личико в краску. Солнышко,